Роковая любовь - Кэндис Кэмп

— Как Вам не стыдно? — прошипела она. — Это был танец мистера Хелмса, а Вы прекрасно знаете, что я Вам никогда не обещала никакого танца. А по сему я не буду танцевать с вами.

Но Феррис крепко держал ее в своих руках и все ближе подводил к площадке для танцев.

— Уже поздно, — произнес капитан. — Вы ничего не сможете поделать. Лучше расслабьтесь и слушайте музыку.

Голубые глаза Энэлайз, казалось, метали громы и молнии.

— Я требую, капитан Феррис, верните меня сейчас же к моим друзьям. Вы самый грубейший человек, самый самонадеянный из тех, что я когда-либо встречала. У меня абсолютно нет никакого желания танцевать с Вами. Вы даже не спросили моего разрешения.

Лицо капитана озарила счастливая улыбка.

— Как же я мог попросить Вас станцевать со мной? Вы весь вечер находитесь в окружении мужчин. Это мой первый и единственный шанс остаться наедине с Вами. И, кроме того, Вы ведь знаете, что Ваша танцевальная карта моментально была заполнена первыми, кто прибыл на этот вечер.

Энэлайз осталось только рассмеяться в ответ.

— Полагаю, что Вы правы, — произнесла она. — Но ведь Вы даже не были приглашены на вечер, — тут же съязвила Энэлайз.

Капитан Феррис искренне расхохотался.

— Но я ж уже здесь, мисс Колдуэлл! И раз уж я здесь, то не сочту за великий грех украсть у них танец с Вами!

Энэлайз не смогла не улыбнуться и сказала:

— Эх, была не была!

Он был великолепным танцором, и порой Энэлайз казалось, что она парит в воздухе. Его руки крепко сжимали ее талию, и она через одежду чувствовала жар его ладоней. Энэлайз взглянула на него и увидела, как горели его глаза и как они говорили о его чувствах к ней. Ее тело отвечало на каждое его прикосновение. Ни один мужчина прежде не производил на нее такого сильного впечатления и не заставлял ее сердце биться так учащенно. И не было в ее жизни еще такого мужчины, от которого бы так кругом шла голова! Капитан Феррис в танце все продвигался и продвигался к узким дверям, что вели на веранду, а когда музыка прекратилась, он быстро взял ее под руку и вывел на веранду. Энэлайз почти не сопротивлялась своему партнеру. Они вышли на веранду и стали у перил. Она чувствовала, как он крепко держит ее за талию.

— Обещаю, что я не оскорблю Вас, — сказал капитан, облокотясь на широкие перила веранды. — Я, действительно, очень хотел побеседовать с Вами, но это почти что было невозможно из-за многочисленных поклонников и кавалеров.

— Но ведь каждый увидит, что я исчезла, — запротестовала Энэлайз. — Это будет самый настоящий скандал.

— Даже, если мы будем стоять на расстоянии трех футов[10]друг от друга? — спросил Феррис. — Ведь это расстояние намного больше того, когда мы танцевали! — воскликнул капитан.

— Да, но об этом никто кроме нас не знает, — решительно сказала Энэлайз. Она понимала, что единственно правильным для нее решением было покинуть веранду и вернуться в зал для танцев. Матушка, наверняка, будет шокирована. Но кроме матушки найдутся и другие желающие посплетничать на эту тему!

От волнения горло Энэлайз перехватило спазмом. Энэлайз хорошо знала свою матушку и понимала, что та не будет хранить в секрете факт исчезновения своей дочери с бала. Она знала, что каждый расценит ее исчезновение, как нарушение этикета. Но что-то все-таки удерживало ее здесь, несмотря на то, что мать прочитает ей лекцию о неприличном поведении. Дело было не в матери и во мнении общества. Ей самой хотелось остаться.

— Что Вы делали до войны, капитан Феррис? — спросила она, стараясь соблюсти все формальности.

Он усмехнулся, поняв, что она уступила и останется с ним. А Энэлайз про себя отметила, что в его улыбке было что-то дьявольское.

— До войны я был плантатором, — ответил капитан Феррис. — Земли прибрежной Джорджии похожи на эти земли, хотя мы выращиваем рис и больше индиго[11], чем сахарный тростник, — сказал он и прислонился к одной из колонн веранды, продолжая смотреть на нее.

Энэлайз опустила глаза и уставилась взглядом на свои руки.

— Правда, капитан?! — наигранно удивилась она, стараясь скрыть свое смущение. — Я чувствую себя так, будто бы я была одним из растений у Вас на плантации, а Вы все следили за мной, поджидая, пока я подрасту. Я никак не могу понять, что интересного Вы нашли в моем лице? — спросила она.

Он усмехнулся и сказал просто:

— Так уж и не можешь понять. Сомневаюсь, что ты так смутилась под взглядом мужчины.

— Конечно же нет! — ответила она резко. — Но с Вашей стороны это звучит не очень-то вежливо.

— Боюсь, что у меня никогда не было хороших манер. Вы очень красивая женщина, и мне просто нравится смотреть на Вас. Что, сказано слишком откровенно для Вашей женской добродетели?

Энэлайз взглянула на него, высоко подняв брови.

— Сэр! Я думаю, что мифы о так называемой «женской добродетели» и другие всевозможные мифы больше придуманы вами, мужчинами, для нас — женщин.

Он засмеялся:

— Вы и вправду так думаете? — смеясь, спросил он. В голосе его звучало удивление.

— Действительно, думаю так! — подтвердила Энэлайз. — Практически все джентльмены содержат любовниц-квартеронок[12], тщательно скрывая это обстоятельство от семьи. Но леди, даже если знают, не должны говорить об этом, а тем более требовать, чтобы это прекратилось. Это считается неприличным для леди. Вот, сэр, высшее лицемерие в своде правил поведения, придуманных мужчинами для нас, женщин.

Капитан какое-то время пристально всматривался в свою собеседницу, и под этим взглядом Энэлайз вдруг поняла, что все произнесенное ею было сказано в порыве ярости, гнева.

Она почувствовала себя совсем скверно. Неужели то, что она сказала ему, шокировало его? Ведь то, что она ему тут наговорила, не обсуждается даже между мужем и женой, а тем более между молодой девушкой и совершенно незнакомым человеком!

Но тут чарующая улыбка озарила уста капитана, и Энэлайз увидела, что его глаза загорелись от восхищения.

— Моя дорогая, мисс Колдуэлл, — протяжно произнес он. — Мне все всегда говорили, что я вызывающе резок в общении, но думаю, что в этом отношении я должен отдать пальму первенства Вам.

Энэлайз вспыхнула от смущения. Она действительно устроила спектакль для этого мужчины из Саванны. Немного запинаясь от волнения, она начала:

— Прошу извинения! Только богу, должно быть, известно, что Вы подумали обо мне. Боюсь, что мой язычок опять меня подвел. Теперь, я думаю, что мне по-настоящему настало время уходить, — сказала она и повернулась, чтобы убежать, но он, опередив, удержал ее рукой за талию.