Безымянное - Джошуа Феррис

Потом они начали подбирать его все чаще и чаще, все время в новых местах, по три, иногда четыре раза в неделю. Бекка ездила с родителями по врачам, когда в школе не было занятий, и дожидалась вместе с мамой в приемной. Заходила в кабинет, где отец лежал на металлическом столе, слушала, как родители расспрашивают докторов, однако ничегошеньки не понимала. Неразбериха, бессилие, и все друг друга перебивают. Врачи вечно старались что-то «исключить». Держа маму за руку, Бекка смотрела сквозь стеклянную перегородку, как папа уезжает в страшный тоннель аппарата МРТ. Дорога домой проходила в молчании, папа смотрел отсутствующим взглядом.

Иногда Бекка, возвращаясь из школы, обнаруживала, что дома никого и машины в гараже нет. Тогда она дотемна сидела перед телевизором, жевала бутерброды и засыпала на диване. Папа будил ее, относил в комнату и укладывал спать. Она спрашивала: «Ты болеешь?» — и он отвечал, что да. Она спрашивала: «Ты поправишься?» — и он опять отвечал, что да.

Впервые на ее памяти папа начал брать отгулы на работе. Однажды после школы Бекка услышала какой-то шум в родительской спальне. Дверь была приоткрыта, и Бекка сунула голову в щель. Мама стояла у кровати, где отец — не в костюме с галстуком, а в спортивных штанах и футболке — лежал прикованный наручниками к изголовью. Руки его напряглись, словно он висел на кольцах, а ноги будто крутили «велосипед», только невысоко и как-то дергано. Вся постель вокруг скомкалась, даже туго натянутая простыня на резинке задралась. Папино лицо морщилось от натуги, на футболке проступили пятна пота. Бекка отскочила от двери как ошпаренная и кинулась вниз.

Вскоре спустилась и мама — при виде Бекки она вздрогнула от неожиданности, словно увидев незваную гостью. Опомнившись, велела не шуметь, потому что папа спит.

— Папа принимает наркотики?

Джейн стояла у мойки, подставив кастрюлю под кран.

— Что?

— Нам в школе рассказывали про наркоманов. Ролик показывали.

— Папа болен, — сказала Джейн и выключила воду.

— Из-за наркотиков?

— Нет, родная, конечно, нет.

— Тогда из-за чего?

Джейн молча поставила кастрюлю на плиту. Потом ушла в кладовку за рисом, потом достала мясо из холодильника и, присев на корточки, стала шарить на нижних полках в поисках доски. Бекка ждала ответа, но мама застыла перед шкафчиком, придерживая дверцу рукой и не глядя на дочь. Ее вообще в последнее время не баловали вниманием. Мама постоянно сказывалась уставшей, отправляла Бекку убирать в комнате или поиграть во дворе. В доме поселилась непривычная тишина, прерываемая только боем напольных часов и отцовской физкультурой.

— А почему он в наручниках? — спросила Бекка.

Мама наконец обернулась к ней.

— Ты видела папу в наручниках?

Бекка кивнула.

— Папа не хочет выходить из дома, — объяснила Джейн, укладывая мясо на доску. — Мы оба ищем способ его удержать.

Бекке эти способы не нравились. Она слышала, как по ночам отец пыхтит, будто поднимает штангу под звяканье наручников. По дому разносились ругательства и невнятное бормотание, проникающее сквозь стены. А порой, наоборот, как ни прислушивайся, стояла одна глухая тишина. Однажды Бекка подкралась на цыпочках к двери родительской спальни и просунула голову в щель — папа лежал привязанный к кровати, уставившись в потолок. Увидев дочку в дверях, он окликнул ее, но она кинулась бежать.

— Бекка, иди сюда! — крикнул он. — Иди, поговорим.

Она со всех ног неслась по лестнице.

— Бекка! Пожалуйста!

Она не остановилась.

Все прошло так же внезапно, как и началось, и папа вернулся на работу. Через несколько месяцев воспоминание о том, как он лежал привязанный к кровати, стерлось и поблекло. Они об этом не говорили. Говорили о других вещах. Папа снова начал приходить к ней на выступления. Снова будил в школу, делал завтрак и помогал собираться. Каждый день звонил ей с работы пожелать спокойной ночи, мама спала дома и никуда не исчезала до утра. Семейный мирок вернулся в прежнюю уютную колею.

6

Хватит ли сил? Она лежала под одеялом, дыхание серебрилось туманом в лунном свете. По плечу ли ей этот крест? Немалый супружеский срок наматывался витками: виток притирки, виток вспыхнувшей страсти, виток истерик и отчуждения, потом новый виток выходов в свет и задушевных ночных бесед, напоминающих, как это здорово — поговорить с родным тебе во всех отношениях человеком. И опять тихая злость, когда он не вынесет мусор в среду. Так и тянешь этот воз. В горе и в радости, в болезни и в здравии — это лишь слова. Но как только они становятся реальностью, ты просто берешь и впрягаешься, без раздумий. А значит, готовься…

Она уже выхаживала его раз, потом другой. Примерно полтора года их семейной жизни, в общей сложности, и к концу первого рецидива занятие это превратилось в круглосуточную полноценную работу. Вернувшаяся болезнь освободила Тима от обязанностей по дому. Все мелкие неурядицы померкли перед грозным призраком большой беды. Тим мог попросту сгинуть где-нибудь в глуши. И Джейн искала способы подбирать его как можно быстрее, научилась правильно отогревать обмороженные руки-ноги и запасать в машине нужную еду. Она читала пособия для «выживальщиков» и укладывала рюкзак. Она записывала Тима к врачам и привозила на прием. Она была ему опорой и советчиком. А по дороге от врача домой работала «жилеткой», в которую изливались все сомнения, страхи, злость и отчаяние. А если не «жилеткой», то буксиром, вытаскивающим мужа из трясины самобичевания. Или просто молча сидела за рулем, одним своим присутствием беззвучно давая понять: «Я рядом. Ты не один».

Болезнь заполняла собой все, погружая обоих в пучину неопределенности и страха, заставляя забросить даже Бекку. Потом, когда болезнь отступала, они бросались лихорадочно наверстывать упущенное, и Тим с головой уходил в работу. Для него первый здоровый день ничем не отличался от дня вчерашнего, тогда как Джейн в растерянности пыталась вспомнить, на каком витке супружеской жизни застал их рецидив. Как вернуться к обычным спокойным будням после всех этих споров с врачами и полуночных разъездов по незнакомым улицам? Тим жил себе дальше как ни в чем не бывало, а она так не могла. У нее разом пропадала цель. И Тим не торопился подставить плечо, обнадежить: «Я рядом, ты не одна». Она не винила его. Наоборот, в чем-то завидовала. Его увлеченность работой вызывала только восхищение, а высокая должность в «Тройер и Барр» подтверждала, что труды не напрасны. Однако Джейн не собиралась забывать о себе ради кого бы то ни было. Ей хотелось того же, чем горел он, какой-то движущей силы, которая не даст закиснуть после выздоровления мужа. Требовалась цель, возможность реализовать себя вне другого человека, пусть даже любимого. В итоге Джейн получила лицензию и начала торговать недвижимостью.

Неужели сейчас придется пережить все то же самое в третий раз? По-хорошему, нужно увольняться. Как она будет показывать людям жилье, терзаясь вопросом, где сейчас Тим? Но чем тогда заняться, когда все закончится? Если сейчас бросить работу и всецело посвятить себя мужу на неопределенный срок, что будет ждать ее, когда болезнь отпустит?