Названые братья. Дон - Мария Зайцева

не осмелился на подобный неуважительный вопрос.

Он просто еще ниже склонился, так, что уставился прямо на носочки вышитых туфелек девочки и пробормотал:

— Я тут… Это самое… Ну… — и, осознав, что слов голове категорически нет, потерянно выдохнул, — простите, миледи…

— Ты плохо умеешь говорить? — спокойно уточнила дочь господина, рассматривая его внимательно.

— Нет… То есть, да… Не знаю… Наверно…

Дон уже сам себя ненавидел за косноязычие, но почему-то нормально говорить не получалось. И смотреть тоже. Только на туфельки и подол белого, чуть уже испачканного платья.

— Ну… Ладно, — великодушно кивнула Мэссания, — я просто увидела в окне белую голубку… Она прилетела ко мне и села на подоконник… Такая… С хвостиком пушистым, словно веер…

— Вы хотите эту голубку? — пришел в себя Дон и поднял , наконец, взгляд на девочку. И опять замер, словно обухом по башке ударенный, опять не умея ничего сказать.

Нет, конечно, он знал, как выглядит дочь его господина, мало того, он даже помнил, как ее впервые вынесли на двор знакомить будущую госпожу с ее подданными.

Самому Дон тогда было года три, и его больше интересовал разноцветный хвост клювастого петуха, чем какой-то младенчик в пеленках, но все же кое-что запомнил.

Да и его отец, мастер оружия при господине бароне Сординском, подхватил внезапно и посадил себе на плечи, крикнув:

— Смотри, сын, твоя новая госпожа!

Дон, ошеломленно и счастливо взвизгнувший, уцепился за волосы отца, чтоб не упасть, и послушно уставился на белый кулек на руках у госпожи баронессы.

Все вокруг чему-то радовались, хлопали в ладоши и кричали, и Дон тоже немного покричал и похлопал, сжимая шею отца, словно бока норовистой лошади.

После Дон иногда видел малышку в окружении нянек в господском саду или в общем дворе, но редко.

Ну, а затем ему вовсе стало не до рассматриваний других детей, потому что отец принялся за него всерьез.

И вот теперь он смотрел на девочку, светленькую, с кудряшками, вздернутым милым носиком и кожей, настолько белой, что хотелось ее потереть, просто чтоб понять, не фарфоровая ли? Как та посуда, которую очень берегла его мама и выставляла на стол только для редких гостей дома. Ну, и для господина барона, когда он пару раз заглядывал в дом своего мастера оружия.

Девочка смотрела на него строго, чуть поджав розовые губки и нахмурив светлые брови.

Подумала над его вопросом, а затем кивнула.

Дон посмотрел на летающих парой белых голубей в синем-синем небе, как-то сразу поняв, о ком говорила девочка, и, тоже нахмурившись, отрицательно помотал головой.

— Никак невозможно, ваша милость…

— Это еще почему? — сильнее нахмурилась девочка и капризно топнула ножкой, — я хочу ее! Я буду ее кормить и поить…

— Она… Ваша милость, она не сможет без своего голубка, — попытался объяснить Дон, и, видя, что девочка не понимает, подошел ближе и непочтительно тронул за белый локоток, поворачивая в нужном направлении и показывая, куда смотреть.

Голубь и голубка уже спустились ниже и теперь сидели на одной из крыш замка, совсем неподалеку, и миловались.

— Вон, смотрите… Они вместе, они друг без друга помрут…

Девочка смотрела на белую парочку, открыв рот, а затем перевела взгляд на Дона, подняла подбородок, чтоб заглянуть в его глаза. И Дон поразился, насколько голубые у нее радужки, практически как небо, в котором только что летали голубь с голубкой.

— Они… — девочка помедлила и продолжила шепотом почему-то, — они любят друг друга?

Дон не стал бы утверждать, что то, что сейчас происходит у голубей, можно назвать именно так, он вообще не особо понимал значение этого слова, но на всякий случай кивнул.

— И… — продолжила так же шепотом девочка, тревожно блестя глазами, — погибнут друг без друга?

Дон опять кивнул. Уже уверенней. И счел необходимым пояснить:

— Они, ваша милость, пару себе выбирают один раз и на всю жизнь…

— Как люди? — спросила девочка.

— Не знаю… — признался Дон, — у людей по-всякому бывает…

— А ты? — девочка стояла так близко, что он ощущал исходящий от нее тонкий, приятный аромат цветов из оранжереи господина барона, перемешанный с ванильными булочками, которые сегодня пекли на кухне к столу барона, — у тебя как будет?

— У меня? — задумался Дон, но всего на мгновение, а затем четко ответил, — у меня — на всю жизнь. Да.

Девочка, еще порассматривав его, кивнула и, развернувшись, молча пошла к лестнице.

А Дон стоял, глядел ей вслед, на то, как солнце облизывало золотистыми языками ее светлую макушку с ореолом пушистых волос, уложенных в легкие кудряшки, как колыхалась ее белая юбка… И не мог отвести взгляда…

— Эй, подъем, быстро!

Голос Волка, против обыкновения, совершенно не смешливый, а тихий и жесткий, вырвал из летнего, самого светлого сна, из того дня, когда Дон впервые заговорил с Мэсси… И впервые разглядел ее.

Дон открыл глаза, но прыгать не стал, сначала оценив обстановку.

Темень, на контрасте с ярким сновидением, дополнительно ослепила, над головой горели южные, такие низкие по сравнению с родными северными, звезды, а его спутники, практически все уже проснувшиеся, тихо и скрытно ползали по лагерю, практически не переговариваясь.

Где-то сбоку замер огромной горой Карс, в другой стороне блеснул волчьими зрачками Волк, рядом так же горели глаза кого-то из его серых братьев. Степняков не было видно совсем, оно и не удивительно: прятаться эти ребята умели отменно.

Принц Ежи, поблескивая возбужденно оскалом белых зубов, нашелся рядом и, на вопросительный кивок, коротко шепнул:

— Бродит кто-то…

Дон легко перекатился на живот, проверил оружие, замер, прислушиваясь.

И распознавая совсем близко от лагеря какое-то шевеление.

Интересно, кто такой бессмертный?

Хотя, чисто внешне их компания — не особенно сложный для наживы объект. Маловато, да и странные…

Многочисленный отряд разбойников вполне мог и не пройти мимо соблазна пограбить путников.

Дон заметил легкое дуновение в стороне, там, где ночевал дракон, и усмехнулся.

Просчитались, дураки. Даже жаль их.

Хотя, с другой стороны, ребята застоялись, уже неделю ничего не происходило, надо чуть-чуть размять кости.

Да и, к тому же,