Патриархат заработной платы. Заметки о Марксе, гендере и феминизме - Сильвия Федеричи

категориях никогда не могла быть выражена. Однако, возможно, это связано с тем, что она чувствует необходимость разделять «смутные представления»[11], с которыми она уверенно солидаризуется, считая их выражением нашего женского удела.

Более утонченный способ дискредитации движения «Заработная плата за домашний труд» состоит в утверждении, что этот взгляд импортирован из Италии, а потому не имеет значения для США, где женщины «работают»[12]. Это еще один пример дезинформации. «Власть женщин и подрыв сообщества» – единственный источник, цитируемый Лопейт, – представляет международный контекст, в котором возник этот подход. Кроме того, выяснение географического происхождения движения «Заработная плата за домашний труд» не имеет значения на актуальной стадии международной интеграции капитала. Значение имеет ее политический генезис. Он состоит в отказе определять труд и эксплуатацию только по наличию заработной платы. А также в отказе от различия между женщинами, «которые работают», и «просто домохозяйками», каковое различие предполагает, что домашний труд – это не труд и что только в США женщины работают и борются, поскольку у многих из них есть вторая работа. Однако не признавать домашний труд женщин, так как он не оплачивается, – значит игнорировать то, что американский капитал был построен одновременно и на рабском труде и на наемном, и что он и по сей день развивается с опорой на неоплачиваемый труд миллионов женщин, мужчин и детей, работающих на полях, на кухнях, в тюрьмах в США и по всему свету.

Скрытый труд

Мы понимаем, что работа на капитал не обязательно дает зарплату, не начинается и не заканчивается у заводских ворот. Как только мы поднимаем голову от носков, которые штопаем, и готовки, которой занимаемся, чтобы посмотреть на весь наш рабочий день в целом, мы видим, что, хотя он и не оплачивается, наш труд производит самый ценный продукт капиталистического рынка, а именно рабочую силу. Домашний труд на самом деле – далеко не только уборка. Он обслуживает наемных работников физически, эмоционально и сексуально, подготавливая их к череде рабочих дней, за которые они получают заработную плату. Этот труд также является заботой о наших детях – будущих работниках, – ведь он сопровождает их от рождения до школьных лет, гарантируя то, что они будут показывать те результаты, которые от них ждет капитализм. Это значит, что за каждым заводом, школой, офисом, шахтой скрывается труд миллионов женщин, которые тратят свои жизни на воспроизводство тех, кто работает на этих заводах, в этих школах, офисах или на шахтах[13].

Доступность устойчивой и дисциплинированной рабочей силы – главное условие производства на любой стадии капиталистического развития. Вот почему даже сегодня и в развитых, и в «неразвитых» странах домашний труд и семья остаются столпами капиталистического производства. Условия нашего труда в разных странах разные. В некоторых мы вынуждены усиленно производить детей; в других нам говорят, что рожать не нужно, особенно если мы черные, если сидим на пособии или производим одних лишь «нарушителей спокойствия». В некоторых странах мы создаем неквалифицированную рабочую силу для работы на полях; в других – квалифицированных технических работников, однако в любой стране функция, выполняемая нами для капитала, остается одной и той же. Получение оплачиваемой работы никогда не освобождало нас от домашнего труда. Наличие двух работ означало лишь то, что у нас остается меньше времени и энергии на борьбу. Кроме того, независимо от того, работаем ли мы полную рабочую смену дома или за его пределами, замужем мы или нет, нам надо тратить долгие трудовые часы на то, чтобы воспроизводить нашу собственную рабочую силу, и нам известна специфическая тирания этой задачи, поскольку изящное платье или привлекательное прическа – вот условия получения работы, будь то на брачном рынке или на рынке наемной рабочей силы. А потому мы сомневаемся в том, что

в США школы, ясли, детские сады и телевидение действительно сняли с матерей значительную долю ответственности за детей, тогда как сокращение размера семьи и механизация домашнего труда означали то, что у домохозяйки может оставаться намного больше свободного времени[14].

Да и вообще, детские сады или ясли никогда не высвобождали для нас никакого времени – лишь время для дополнительного труда. Что же до технологии, именно в США мы можем оценить разрыв между технологией социально доступной и той, которая просачивается на наши кухни. Именно отсутствие заработной платы определяет количество и качество получаемой нами технологии. «Если вам не платят почасово, по определенной ставке, всем наплевать, сколько времени у вас уходит на труд»[15]. Так или иначе, ситуация в США доказывает, что ни технология, ни вторая работа не может освободить женщин от домашнего труда и что

Производство технического работника – задача столь же тяжелая, как и производство работника неквалифицированного, если между двумя этими задачами не стоит отказ женщин работать бесплатно, каков бы ни был технологический уровень этого труда, то есть отказ женщин жить ради производства детей, какие бы именно дети ни производились ими[16].

Если мы говорим о том, что труд, выполняемый нами дома, – это капиталистическое производство, это не значит, что мы выражаем желание получить легитимацию в качестве части «производительных сил». Только с капиталистической точки зрения производительность может рассматриваться в качестве морального достоинства, если не сказать морального императива. С точки зрения рабочего класса производительность означает лишь возможность эксплуатации. «Быть производительным рабочим – вовсе не счастье, а проклятие»[17]. А потому мы не можем черпать «самоуважение» в производительности[18]. Но когда мы говорим, что домашний труд – который в первую очередь служит нам, женщинам, идентификацией, – является моментом капиталистического производства, мы проясняем саму нашу функцию в капиталистическом разделении труда и конкретные формы, которые должна принять наша с ним борьба. Наша сила определяется не тем, что кто-то признает наше место в цикле производства. Не производство, а способность его сдерживать – вот что всегда было решающим фактором в социальном распределении богатства. Когда мы говорим, что производим капитал, мы говорим, что хотим его уничтожить, а не вести безнадежное сражение за то, чтобы перейти от одной формы эксплуатации к другой.

Также мы должны прояснить то, что мы не «заимствуем категории у мира марксизма»[19]. Маркс, видимо, сам прямо никогда не анализировал домашний труд. Однако, в отличие от Лопейт, мы не так уж жаждем освободиться от Маркса, поскольку он дал нам возможности теоретического анализа, которые незаменимы для понимания того, как мы функционируем в капиталистическом обществе. Также мы подозреваем, что видимое равнодушие