Сны сирен - Евгений Ничипурук

От этих мыслей меня оторвал телефонный звонок. У меня на мобильном тогда стояла мелодия Дельфина «Июнь». Я только-только поставил ее, и она мне очень нравилась. До того, что я мог заслушаться и не снять трубку. И вот я отвлекся от мыслей про электрические заряды и не торопясь пошел в соседнюю комнату ответить на вызов. Пока я искал телефон, звонить перестали. Номер был не определен, так что перезвонить я не мог.

– Кто звонил? – спросила ты, когда я вернулся.

– Не знаю. Не успел ответить.

– Однажды ты так пропустишь очень важный звонок и будешь сожалеть об этом.

– А как я узнаю, что он был важный? Если я на него не отвечу? Про важные пропущенные звонки мы обычно ничего не знаем. Так же как про упущенные возможности. Иначе бы все давно сошли с ума. Представляешь, если бы в жизни, как в компьютерной игре, при совершении неверных действий события отматывались назад и тебе показывалось, где и как ты поступил неправильно и что в результате потерял… Конечно, тогда можно было бы извлекать уроки, но, думаю, сойти с ума от самоуничижения шансов куда больше, чем чему-то научиться.

– Это пассивная позиция. Тебе не кажется, что ты утрачиваешь стремление к самосовершенствованию? В чем бы то ни было. Постепенно теряешь интерес к движению вперед. Я рядом, и мне это очень заметно. Эй! Ты же мой герой. А ты совсем раскис. Это неправильно. Мы же в начале пути. Нам не восемьдесят лет. Мы молоды, и мы должны трахнуть этот мир! Именно трахнуть! А пока получается, что мир трахает нас.

– А тебе не кажется, что твоя бравада лишь от того, что тебе двадцать три? Понимаешь, о чем я? Когда мне было двадцать три, я тоже прыгал до потолка. А сейчас мне тридцать, и я не хочу. И не потому, что мне ничего не надо. Просто не хочу прыгать, и все. Может, потому что напрыгался. Понимаешь?

Философский спор переходил на повышенные тона. Это нельзя было назвать ссорой. Ты старалась расшевелить меня, вдохновить на большие поступки, а я не хотел никаких больших поступков.

– Чушь все это! – не унималась ты. – «Напрыгался». Такое можно сказать, если ты действительно достиг потолка. А ты ведь МОЖЕШЬ достичь чего-то гораздо большего. И это не мне надо! Это надо тебе. Чтобы ты не скис совсем. Чтобы, работая над продвижением зубной пасты, сам не превратился в нечто подобное – белое и бесформенное. А поэтому я очень хочу, чтобы ты хотя бы попробовал написать этот сценарий.

– Я попробую. – Мне не хотелось спорить, и я решил сдаться. – Попробую. Завтра. А сейчас пошли спать.

Я еле заметно надул губы, отправился в ванную. Постоял там, расстроенный, перед зеркалом минут семь, умылся, почистил зубы, причем, выдавливая пасту на щетку, я приветливо подмигнул белой кашице: «Привет, брат!» Потом побрел в спальню, обиженно буркнул «спокойной ночи» и залез под одеяло. Ты не спала. У обоих на душе было как-то скверно. Так что я предпочел быстренько заснуть, а ты залезть в Интернет.

И я заснул.

– Вот. – Смуглый мужчина, по внешности индонезиец или индиец, положил на стол передо мной белый топор, сделанный из кости. Я пригляделся. Топор был покрыт странными знаками. Наверное, санскрит.

– И что тут написано? – спросил я у мужчины.

– Это легенда про солнце. Там говорится, что солнце перестанет всходить над головами людей тогда, когда люди перестанут ему радоваться.

– Типа, нужно ценить то, что имеешь, не то потеряешь и будет плохо?

– Угу… типа… – Смуглый мужчина усмехнулся. Он был в черном костюме из английской шерсти, судя по всему сшитом на заказ, и белой рубашке с золотыми запонками. В красном с узорами галстуке блестела золотая булавка. Длинные растрепанные волосы и выжженная солнцем кожа никак не вязались с таким респектабельным образом. – Пойдем, – сказал мужчина и поднялся из-за стола. – Топор не забудь.

Я встал, взял топор и двинулся за ним. Топор почти ничего не весил и казался заточенным до бритвенной остроты. Мы шли по длинному коридору, мимо бесконечного количества дверей с номерами. 675, 677, 679… Наверное, мы на шестом этаже какого-то отеля. Примерно в таком же мы с тобой жили в Токио. Мрачное серое здание. Воздух, как кисель, и бесконечный ряд дверей, из-за которых ни звука. Просто фильм «Звонок». К подобному не сразу привыкаешь. В таких отелях наверняка живет пара-тройка призраков…

– Ты никогда не думал, что где-то должна быть кнопка? – Мужчина шел на шаг впереди меня и говорил, ко мне не поворачиваясь.

– Кнопка? Ты о чем?

– Ну, кнопка перезагрузки. Когда ты берешь – и запускаешь игру заново. Потому что неудачно прошел уровень. Нажал и начал снова с того места, где сохранился. Или вообще. Начал совсем другую игру. Кнопка перезагрузки.

– Но мы же не в игре. Нет никакой кнопки.

– Ошибаешься. Кнопка всегда есть, – сказал мужчина и остановился напротив двери 699. Последней двери на этаже. Торец коридора, заканчивающегося окном. Окном с очень грязным стеклом, через которое, по идее, должно было быть видно улицу. Но стекло было настолько замызганным, что ничего разглядеть не удавалось. Можно было лишь предположить, что за окном день.

Мужчина поправил волосы и легонько толкнул дверь. Та со скрипом отворилась. Он шагнул в комнату. Я за ним.

Мы оказались в обычном номере, видимо, очень дешевой гостиницы. Ремонт тут делали лет двадцать назад, равно как и меняли мебель. В центре комнаты стояла кровать с коричневым покрывалом. Напротив – деревянная тумбочка. На ней – телевизор. Мужчина подошел к кровати. Взял в руки пульт от телика и принялся переключать каналы. По телику, как всегда, показывали сплошную ерунду. Пока он щелкал кнопками, я попробовал по картинке угадать, что это за каналы.

– Да… посмотреть нечего, – грустно сказал мужчина.

– Мы что, сюда телевизор пришли смотреть?

– А что? Я живу в этом номере. Могу и посмотреть. Дай сюда.

Я протянул ему топор, он осторожно взял его. Покрутил в руках, стараясь найти наиболее удобную хватку.

– Кнопка всегда есть, – сказал мужчина, усмехнулся и… с силой ударил топором по телевизору. Ударил с размаху, весьма сноровисто. Будто дрова колол. Я думал, что он разрубит чертов ящик пополам. Но тот выдержал. Лишь по экрану побежали полосы, а из динамиков раздалось шипение. Потом телик заморгал, и сам собой включился какой-то странный канал, от всех прочих отличавшийся цветовой гаммой. Все в той программе было чрезмерно красочно, явно кто-то переборщил с контрастом. Шла передача о диких индонезийских племенах. Голые люди с копьями и топорами прыгали вокруг костра, танцевали, веселились, а потом вдруг с радостным улюлюканьем перерезали себе горло белыми костяными топорами и падали на землю, заливая ее ярко-алой кровью. Один жизнерадостный туземец, прежде чем вспороть себе сонную артерию, посмотрел в камеру и сказал: «А ты чего? Это не страшно. Как только я упаду на землю, все начнется заново! Попробуй! Тебе тоже понравится!»