Амикус - Екатерина Харитонова

умели громко жевать. Добычу Кудрявая на время отнесла в подсобку (конечно, проделав в коробках крошечные дырочки для дыхания и оставив подопечным немного съестного), надеясь за неделю обсудить с Медулкой организацию опыта.

Тем временем Дзинтра-Велдра безмятежно готовила на кухне борщ. Она находилась в праздничном расположении духа, напевала что-то под нос и почти не хмурилась. Закончив священнодействовать над луком и томатной пастой, она взяла банку с лавровым листом. На дно налипла неведомо откуда взявшаяся садовая грязь, но воспитательница ничуть не удивилась (в этом доме даже земля в шкафу — в порядке вещей, Харалдовне и не такое доводилось видывать) и невозмутимо протёрла баночку влажным одноразовым полотенцем. Туго завинченная крышка поддалась не сразу, пришлось что было сил рвануть её на себя… Всем живым существам в радиусе двух километров были слышны харалдовские вопли, поднимавшие дыбом шерсть на загривках животных, причёски на головах женщин и усы на лицах мужчин. Шарахаясь от пчёл, экономка врезалась в кастрюлю с борщом, заодно задев стоявшие рядом тарелки, и всё это (вместе с Дзинтрой) рухнуло на пол. Шмель из чувства солидарности тоже принялся метаться по кухне и, войдя в раж, бесцеремонно ужалил Харалдовну в кончик носа.

* * *

Укушенная экономка со страдальческой миной бушевала пред зеркалом, безуспешно пытаясь подправить лицо, похожее на объёмную карту горного рельефа: «Так выглядеть — и именно перед юбилеем!» Через четверть часа она траурной походкой вышла к праздничному столу. Кудрявая и докторша ободряюще хлопали, поздравляли именинницу и хвалили изысканные блюда. Пожалуй, это было единственным источником радости и гордости Харалдовны — удивительные угощения, каждое из которых она создавала вдохновенно, мастерски. Луковый суп, венские шницели, салат «Капрезе», соленья и закуски — и это ещё что. Главное — впереди; такого шедевра кулинарного искусства не видывали стены каменного особняка. На кухне ожидал звёздного часа двухэтажный торт «Уэ де ксюэ» (что в переводе с китайского означало «Полночный снег»), рецепт которого Дзинтра-Велдра изобрела самолично. Придав лицу загадочное выражение, со стороны больше походившее на комическую гримасу, экономка отпросилась «покинуть гостей на несколько минут», то есть сходить на кухню за сюрпризом. «Уэ де ксюэ», чёрному и глянцевому от шоколада, не хватало последней детали — «снега».

Медулка и Кудрявая, успевшие обсудить все тонкости будущего эксперимента, начали волноваться за виновницу торжества. Её не было уже двадцать с лишним минут, и за всё это время из кухни не донеслось ни звука. Озадаченно заглянув в кулинарный храм, они застали Дзинтру за интересным занятием. Экономка с дёргающимся глазом открывала банку за банкой и высыпала содержимое на стол. Крупы, соль, приправы, мука, макароны и стиральные порошки смешались в бесформенное месиво. Ни одному спичечному коробку, ни одному пакету, ни одному рулону туалетной бумаги больше нельзя было доверять в этом адском доме. Решительно ни одному. Вокруг Харалдовны, как в фильме Уолта Диснея, кружили маленькие пёстрые бабочки. Некоторые из них уютно устроились в праздничной причёске.

— Кыш… кыш, проклятые, — Дзинтра-Велдра дистрофическим голосом пыталась отогнать мерзких чешуекрылых, — я же лепидо… всю голову ножищами истоптали… птерофоб.

На большее у неё уже не было сил.

— Что это? — простонала девочка.

— Сахарная пудра, — обречённо сообщила именинница.

— Это… это, кажется, мои экспериментальные гусеницы вылупились. Я их несколько дней собирала…

— Для опытов с Амикусом, — тихонько пояснила Медулка.

— А где же пчёлы?

Кудрявая ринулась было к подсобке, но её догнал змеиный шёпот: «Там же». Это была последняя капля, переполнившая чашу харалдовского терпения.

Шестое чувство

Летние дни текли медленно, как засахарившийся мёд. Укушенная Харалдовна успела выучить наизусть половину самоучителя по китайскому, а девочка — исписать уже вторую тетрадь показаниями энцефалографа от корки до корки. Несмотря на то что электрические всплески совершенно стабилизировались (видимо, Амикус в конце концов смог привыкнуть к зловеще снующей мимо подоконника Дзинтре), Кудрявая не теряла надежды проверить самое главное открытие Бакстера. Он писал, что растения способны улавливать не только электромагнитные колебания, но и мысли. Если про себя чётко решить: «Я подожгу листья цветка», — растение даст очень высокий скачок самописца. Девочка много раз повторяла эти угрозы: и беззвучно, и шёпотом, и устрашающе (как она думала) выпучивая глаза, и со спичками в руках… Но Амикус не откликался, его не перехитришь. Повторять-то она повторяла, но делать ничего подобного не собиралась.

Кудрявая раздражённо захлопнула тетрадь. Она может свихнуться, если сейчас же не оставит обделённое шестым чувством растение в покое. Компьютер приветливо зевнул, радуясь, что на него наконец-то обратили внимание. «Назад в будущее», «Ночь в музее», «Один дома»… Ага, «Один дома» она ещё не видела. Надев наушники, девочка с удовольствием предалась ничегонеделанью.

«Пи-и-ип-пи-и-и-ип». К концу первой серии энцефалограф подал голос: ему, видимо, надоело спокойно смотреть на купающийся в лучах славы компьютер. «Пи-и-и-и-и-и-и-ип!» График прыгал испуганной кардиограммой. Кудрявая подскочила не хуже кривой на датчике и кинулась к цветку. Скачки — значит опасность. В дверном проёме на секунду мелькнула скелетоподобная фигура в фартуке. Дзинтра. Кто же ещё? Только от неё в этом доме может исходить графикоподнимательная угроза. Девочка мысленно шепнула цветку что-то успокоительное и глубоко задумалась: похоже, обозлившаяся экономка замышляет какую-то каверзу.

Харалдовна свирепствовала. Непослушание, издевательские разговоры, каракурт, пчёлы и эти отвратительные бабочки. Или горшечная тварь, или она. Несмотря на все свои попытки пропускать мимо ушей восторженные разговоры Кудрявой и докторши о разуме растения, экономка и сама начала думать о нём как о чём-то, способном мыслить (в основном, естественно, строить козни и придумывать всяческие подлости). Избавляться нужно незаметно, не вызывая подозрений. Ничего проще: ненадолго отлучиться во время прогулки, распахнуть окно, столкнуть горшок, хорошенько расплющить Амикус и свалить всё на ветер. Харалдовна целую неделю продумывала детали плана (не потому, что он был таким уж сложным, а из-за последствий укуса каракурта, на некоторое время сгустившего мысли до консистенции клейстера), а сегодня — решилась окончательно.

Во время прогулки харалдовский живот «неожиданно» скрутило, и несчастной срочно понадобилось сбегать домой за таблеткой. Девочка тихонько прокралась в особняк вслед за отбрасывающей паукоподобные тени фигурой. Что-то ей подсказывало, что нужное экономке лекарство находилось в детской на подоконнике. Дзинтра бодрым шагом миновала аптечку и приблизилась к горшку. Когтеобразно наманикюренные пальцы потянулись к цветку, готовясь вырвать, раздавить, уничтожить.

— Только попробуй, выдра! Задушу, прорасту сквозь кости, сожру с потрохами и выплюну, как каракуртовый панцирь! — потусторонним басом предупредил Амикус и кровожадно захохотал.

Харалдовна (она побледнела) негромко икнула, затряслась всем телом и попыталась выбежать из комнаты спиной вперёд. Ударившись головой о