Часть картины - Анастасия Всеволодовна Володина

осудить меня вы, когда я здесь сидела впервые. Рожей не вышла, вот вы меня и повязали.

— Зря вы на рожу так.

— Не рожей, хорошо. Мамой, которая меня этой рожей снабдила.

— Происхождением. Хотя это одно и то же, вы правы, — он вздыхает. — Вы все еще злитесь, я понимаю. Вы девчонку спасали, а мы…

Заученность этой фразы вывела ее из себя.

— Знаете, если у нас сегодня вечер откровений, то нет, не спасала. Я ее даже не заметила.

— Но она же говорила, что вы…

— Она говорила, не я. В ее глазах, конечно, любой человек, кто не даст нелюдю с топором напасть, будет защитником. Я не пыталась ее защитить. Я ее даже не видела, я ничего не видела, кроме этого топора. И, давайте начистоту, если бы он шел на нее, а не на меня, я бы не бросилась спасать ее. Я не верю, что какой угодно материнский инстинкт заставил бы меня впрячься за чужого ребенка. У меня же своих детей нет, так с чего бы мне вдруг… — В горле першит. — Да и вообще! Я, может, и своего бы бросила. Убежала бы, и все. И скорее всего, попала бы под тот чертов автобус. Всего лишь везение, что этот людоруб пошел сначала на меня. Как повезло и той девочке. Нет здесь ни подвига, ни героизма. Я попросту самозванка. И всегда ей была. — Голос затих.

Его взгляд раздражает.

— Дырку просверлите, — рявкает и тотчас осаждает себя: «Не зли!»

Он как будто в смущении отводит глаза и тихо проговаривает:

— А вы очень изменились с нашей последней встречи.

— Я так не думаю.

— Давайте-ка начинать, Софья Львовна.

Дважды щелкает диктофон.

учитель, на касках блистают рога

После того как ее отпустили, пресса все еще молчала. Время от времени что-то всплывало в Сети, но сайты, которые публиковали подробности происшествия в центре города, вдруг оказывались недоступны. Было ясно, что сверху спустили настоятельную рекомендацию не нагнетать, но этим же всё только усугубили. То и дело всплывали сообщения из зарубежных источников: испытывая одновременно недоверие и почти радостное возбуждение, оттого что в очередной раз смогли поймать кого-то на лжи, люди всё больше раздували истерию, преувеличивая число жертв и участников. Подарок — и Софья так и не узнает, насколько добровольный, — преподнесли ей в соцсетях: всплыла запись происшествия, на которой было видно, как Софья загораживает собой девочку. Позже появился неприлично воодушевленный пост мамы этой девочки, а затем начались поспешные поиски героини. Так и появилась пресловутая позитивная повестка, в которую смогли вцепиться новостники, а затем и блогеры. Каждому было что выжать из этой истории. В соцсетях уже пачками вызревали теории заговоров, где Софье отводились самые разнообразные роли: от актрисы, играющей роль реальной женщины, запертой где-то в застенках, до провокаторши и специально подготовленной наемницы служб безопасности.

Ее осаждали журналисты и опасались соседи, так что пришлось сменить квартиру и прическу — она сожалела об обеих. Софья боялась, что придется уволиться, — на это намекали косые взгляды директрисы и коллег. Однако совершенно внезапно голос в защиту подали те, кто в школьных делах чаще выступает обвинителем: дети и родители. С некоторым недоверием, граничившим с паранойей, она наблюдала, как навязшие в зубах, почти пошлые и едва понятные слова — смелость, честь, самоотверженность — вдруг восставали из мертвых. Обыденными стали восторженные записки с невнятно-ребяческими признаниями на ее столе. В коридорах и школьной соцсети то и дело появлялись фан-арты, на которых она представала то супергероиней в трико, то спецагентом в костюме и черных очках, а то и солдатом на совсем уж внезапном танке. Рисунки снимали быстро, часть из них она забирала домой. Вслед за детьми подключились родители — те самые родители, которые еще месяц назад устраивали скандалы из-за каждой тройки за сочинение и требовали не докучать их ребенку книжками (такими депрессивными, неэффективными, неактуальными и не конвертируемыми в успешность, как было сказано в одном родительском чате). По мановению волшебной палочки (о нет, это был топор) из надоедливой училки она превратилась в трофейную жену. Родительские комитеты бились за право получить именно ее классное руководство. Биться, впрочем, пришлось с ней же: Софья выслушивала все просьбы и вежливо отказывалась, не принимая подношения, среди которых порой мелькали и хрустяще-белые конверты.

Директриса Елена Георгиевна, отмеченная профессиональным клеймом «как-бы-чего-не-вышло», страшилась родительского недовольства. Что ни говори, а в школе оказался человек, замаравший руки — пусть даже в крови преступника. Елена Георгиевна с метрономом в руках наблюдала за тем, в каком именно положении зафиксируется маятник учительской славы. Только убедившись в незыблемости образа новообретенной героини, Елена Георгиевна чуть смелее расправила плечи, а затем и вовсе вдруг обнаружила крыло, под которое оказалось так кстати взять доселе неприметную русичку. В память о погибших провели концерт, лицом которого стала новая звезда — причем буквально лицом: огромное и не самое удачное фото Софьи торчало весь вечер на экране проектора. Председательница родительского комитета торжественно вручила ей грамоту, завуч выступил с речью, в которой сравнивал учительницу чуть ли не с Янушем Корчаком, а директриса, смело глядя в камеру, заявила, что именно школа взрастила такого выдающегося педагога и разве что не признала в Софье украденную из роддома дочь.

Кусочки трансляции концерта оказались в новостях, так что школа смогла-таки урвать свою минуту славы. Выучиваясь читать, слышать о себе в третьем лице, Софья все больше теряла ощущение реальности — как происходящего, так и самой себя. Схожее чувство одолевало ее лишь однажды, когда во время затянувшегося карантина она месяцами таращилась в веб-камеру, видя то и дело зависающую картинку с собой же. Та женщина, которая смотрела на нее с экрана, даже не была на нее похожа. То, что о ней говорили, и близко не соответствовало той истине, которую знала о себе Софья. В один момент, чтобы сохранить хоть что-то свое, она попросту подменила обесценившееся за бесконечным повторением слово «героиня» на «персонаж». Так и получилось наконец посмотреть на себя откуда-то со стороны, через призму экранов, чуть равнодушно, чуть оценивающе, чуть предвзято, как смотрят отшумевший сериал — может, и с историей, но уже настолько замыленный тысячей, сотней тысяч постов, что даже интерес к нему кажется совершенной безвкусицей. Что-что, а безвкусицу Софья не терпела (даже «ребята» в ее голове кривились от очередного упоминания геройства). Потому она сочла сериал «Соня в царстве дива» одним из тех, чья популярность угаснет при появлении нового инфоповода.

А пока что картинкой на постере этого сериала,