Таймлесс. Изумрудная книга - Керстин Гир

По своей природе я вовсе не была плаксой, но сейчас я страдала от любви, впервые в жизни. По-настоящему страдала.

Все остальные проблемы отодвинулись на второй план. Даже выживание казалось мне делом второстепенным.

И если уж совсем начистоту, думать о смерти было даже немножко приятно.

Я ведь буду не первой, кого любовь довела до трагического конца. И компания у меня не самая захудалая: Русалочка, Джульетта, Покахонтас, дама с камелиями, мадам Баттерфляй, — а теперь к ним присоединюсь и я, Гвендолин Шеферд. Было бы неплохо, однако, отказаться от рокового удара кинжалом в сердце. Я чувствовала себя такой разбитой, что вполне могла бы умереть от чахотки, а это гораздо возвышенней и романтичней. Бледная и прекрасная, как Белоснежка, я буду лежать на кровати, волосы красиво струятся по подушке. Гидеон встанет предо мной на колено и предастся горьким стенаниям, что же он наделал, ах, если бы он только прислушался к моим последним словам…

Но сначала мне срочно надо заскочить в туалет.

Мятный чай с большим количеством сахара и с лимоном считался в нашей семье чем-то вроде панацеи против страданий, а я выпила целый чайник этого напитка. Ведь только я вошла в дом, как мама сразу заметила, что со мной что-то не так. В этом не было ничего удивительного, потому что от постоянных слёз мои глаза стали красными как у кролика-альбиноса. Вряд ли она поверила бы истории, которую Химериус придумал для меня в качестве отговорки: будто по пути из замка хранителей домой, прямо в лимузине, меня заставили резать лук.

— Они обидели тебя, эти проклятые хранители? Что случилось? — спросила она. На этих словах мои воображаемые страхи испарились, вид у мамы был жалостливым и одновременно яростным. — Я убью Фалька, если только…

— Никто мне ничего не сделал, мам, — поспешно заверила её я. — И ничего не случилось.

— Так она тебе и поверила! Ты почему не рассказала про лук? Никогда ты меня не слушаешь! — Химериус вцепился коготками в половицу. Он — это маленькая фигурка, некогда украшавшая сточный жёлоб. У Химериуса были большие уши, крылья летучей мыши, длинный чешуйчатый драконий хвостик, а на кошачьей голове красовались два маленьких рога. К сожалению, вид у него был куда более милый, чем его суждения, но никто, кроме меня, Химериуса не видел и не слышал, поэтому приструнить его тоже было некому.

С раннего детства я могла видеть демонов и приведений, а также разговаривать с ними, но всегда считала это лишь странной особенностью, с которой мне приходилось мириться. Но потом появилась ещё одна — куда более странная. Две недели назад я узнала, что отношусь к тайному (!) Кругу двенадцати путешественников во времени, и теперь каждый день мне придётся пару часов проводить где-нибудь в прошлом. Вообще-то это проклятие, то есть, извините, этот дар путешественника во времени должна была унаследовать моя кузина Шарлотта, она бы подошла на эту роль куда лучше моего, но выяснилось, что отдуваться за наше поколение придётся мне. На самом деле, что мне стоило догадаться об этом заранее — я всегда была очень невезучей. На Рождество, например, когда в классе все пишут на клочке бумаги своё имя, переворачивают и вытягивают листик с именем того, кому ты готовишь рождественский подарок, мне всегда выпадало имя учительницы (ну что, скажите на милость, можно подарить учительнице?). Если у меня были билеты на концерт, я обязательно заболевала (это я частенько практиковала и во время каникул), а если мне во что бы то ни стало надо было выглядеть хорошо, то на лбу появлялся предательский прыщ, большой, словно третий глаз. Сначала может показаться странным, как путешествия во времени я посмела сравнивать с каким-то там прыщом, кто-то может даже позавидовать или решить, что блуждать во времени очень весело, но на самом деле это не так. Прыжки в прошлое — дело очень тяжёлое, нервное и даже опасное. Да, не стоит забывать и вот о чём: не унаследуй я этот идиотский дар, никогда бы мне не пришлось встретить Гидеона, а значит, моё сердце, не важно, из чего оно там сделано, пусть даже из марципана, было бы до сих пор целым. Гидеон, этот паршивец, тоже был одним из двенадцати путешественников во времени. Один из немногих, живущих в наши дни. Остальных можно было встретить в прошлом.

— Ты плакала, — резонно заметила мама.

— Вот видишь, — выкрикнул Химериус. — Сейчас она тебя раскусит как орешек — и бай-бай, — больше не выпустит из-под надзора ни на секунду. Что тогда получится из нашего ночного плана по поиску клада? Ничегошеньки!

Я скорчила ему рожу, давая понять, что сегодня ночью мне точно не будет дела ни до каких кладов. Именно так следует поступать с невидимыми друзьями, если не хочешь, чтобы тебя приняли за сумасшедшего и решили, что ты разговариваешь с пустым местом.

— Срочно ври, что ты решила проверить, как действует твой газовый баллончик, и случайно пшикнула себе в глаза, — прокаркало пустое место.

Но я слишком вымоталась и устала, чтобы врать более-менее правдоподобно. Я подняла на маму свои заплаканные глаза и просто попробовала сказать ей правду, делая паузы и набираясь смелости.

— Мне… мне так плохо… просто потому что… все девочки иногда страдают… понимаешь?

— Ах, солнышко моё…

— Но когда я созваниваюсь с Лесли, мне сразу становится лучше.

К нашему с Химериусом удивлению маму это объяснение вполне удовлетворило. Она заварила мне чаю и поставила на ночной столик чайник, а рядом с ним — мою любимую чашку в горошек. Затем она погладила меня по голове и закрыла за собой дверь. Даже традиционных замечаний вроде «Гвен! Уже начало одиннадцатого, ты болтаешь по телефону уже сорок минут! Вы же утром только виделись в школе!» мне сегодня не досталось. Иногда она действительно умела быть лучшей мамой на свете.

Со вздохом я свесила ноги с кровати, спрыгнула и потопала в туалет. Почувствовав лёгкое дуновение, я обернулась.

— Химериус? Ты тут? — спросила я вполголоса и попыталась нащупать выключатель.

— Это уж как посмотреть, — отозвался Химериус, раскачиваясь вниз головой на коридорной лампе. Он зажмурился от неожиданного света. — Только если ты снова не надумаешь превратиться в маленький комнатный фонтан!

Писклявым и плаксивым, но, увы, очень похожим на мой голосом он, передразнивая, завыл:

— А потом он сказал, что я вообще не соображаю, что говорю, а потом я говорю, да или нет, а потом он говорит — да, но только перестань плакать…

Он театрально вздохнул.

— Из всех видов людей девчонки — самый утомительный. Хуже могут быть только бухгалтера на пенсии, продавщицы колготок и председатели садовых товариществ.

— Ничего не могу обещать, — сказала я шёпотом, чтобы не разбудить никого из домочадцев. — Давай-ка лучше не будем вспоминать сам-знаешь-о-ком, а не то фонтан может снова заработать.

— Я всё равно уже слышать не мог этого имени. Давай, что ли, займёмся, наконец, чем-нибудь полезным? Например, поищем клад?

Поспать было бы сейчас куда полезней, но я, к сожалению, чувствовала, что заснуть у меня уж точно не получится.