III рейх. Социализм Гитлера - Олег Пленков

Очевидной и общепризнанной является связь между политической культурой нации и ее социальной историей. В эпоху Веймарской республики не существовало единой доминирующей политической культуры, она была фрагментарна. В современной ФРГ специфической чертой политической культуры является подавление национально-государственных компонентов в пользу демократизации, открытости, покаяния. Национал-социализм представляет собой отражение уникальных политических, социально-экономических, духовных условий, когда решительное преобладание получили исключительно правые элементы немецкой традиции, которые ни в коем случае нельзя путать с нею, взятой комплексно. Национал-социализм привязан к определенной эпохе, и возникновение аналогичных структур в другое время и в других условиях представляется совершенно немыслимым. Одной из задач этой книги и является отделение традиционных элементов немецкой политической культуры от ее невольных искажений, возникших в чрезвычайно сложной во всех отношениях политической ситуации межвоенной поры. Которая к тому же была весьма короткой, как и век нацизма: из «запланированных» 1000 лет Третий Рейх просуществовал 12 лет, да и то половина из них приходится на войну.

Весьма важным представляется и то, что существует настоятельная потребность четко различать те изменения, к которым нацисты сознательно стремились, и те, которые они вызвали непреднамеренно, случайно. В данном случае нужно иметь в виду, что, стремясь к преобразованиям, нацисты считали необходимым опираться на национальную преемственность. Гитлер не раз подчеркивал, что «ценности, которыми народ не обладает, нельзя вызвать и мобилизовать, поэтому нельзя сделать из народа то, что не соответствует его ценностям»[9]. В этой связи кажется весьма любопытным попытаться создать гипотетическую модель развития Германии до 1945 г., если бы нацисты не пришли к власти, и выявить таким образом «собственно нацистскую» составляющую в том «общегерманском» событийном ряде, который имел место в реальности.

Поиску ответов на эти и многие другие вопросы, ранее в ограниченной степени привлекавшие внимание отечественной историографии, и посвящена эта книга. На первый взгляд, столь значительный масштаб проблем, заявленный к рассмотрению, кажется совершенно непомерным и чересчур претенциозным перед лицом высокоразвитой современной немецкой историографии Третьего Рейха. Однако автор видит свою роль в том, чтобы попытаться преодолеть один существенный изъян, присутствующий в работах германских коллег. Дело в том, что обширная, детальная, обстоятельная немецкая историография социальной истории нацистской Германии озабочена лишь одним — процессом национального перевоспитания, покаяния, преодоления искушения немецкого народа нацизмом и т. п. В Германии до сих пор во время споров о коллективной вине и причастности к нацизму в центре внимания находится политическая корректность (political correctness) и задачи политического воспитания, в то время как в США и Англии фактор идеологии уже давно не принимают во внимание при обсуждении истории, к примеру, истории вермахта. Эта особенность немецкой историографии производит огромное впечатление, и достижения современного немецкого обществоведения в этом направлении несомненны и ясны. Это то, чего совершенно не хватает современной отечественной историографии и политологии, которые, кажется, просто игнорируют сталинизм и искушение нашего народа большевизмом, как, впрочем, игнорирует эти проблемы и российская общественность в целом. Но, хотя такая установка немецких ученых в целом похвальна и очень эффективно и благотворно воздействует на немецкое общество в процессе его перевоспитания и достижения демократической консолидации, она, к сожалению, мешает упомянутому «проникновению» в историческое прошлое — создает зачастую излишне одномерную картину прошлого. Эта картина, возможно, практически полезна с точки зрения политического воспитания нации, но она все же интеллектуально, исследовательски ограничена. А значит, в перспективе может оказаться неэффективной и с «воспитательно-практической» точки зрения, окостенев и превратившись в безжизненное начетничество.

Представляется, что автору, далекому от нынешней немецкой политики, позволительно пытаться интерпретировать нацистское прошлое, не озираясь постоянно на проблемы текущего политического воспитания немцев, и обратиться к максимально объективному анализу заблуждений и самообмана одной из самых исторически и культурно значимых современных наций. Эту сверхсложную задачу описания действительности нацистского государства весьма точно сформулировал немецкий журналист Э. Шульц: «Это дело исключительно щекотливое, так как это время по обычаю преодолевали, а не изображали и никогда не представляли так, как это было на самом деле»[10].

(А. Гитлер)[11]

(Й. Геббельс)[12]

«Социализм», «национальная общность», «народ», «национальное благо» — вот ключевые слова, характеризующие отношение нацистского режима к политике, которая сводилась преимущественно к социальной политике. На последнюю была ориентирована и экономическая политика, и геополитика Третьего Рейха. В этой ориентации национал-социализма заключается самое важное его отличие от тоталитарной сталинской системы, в которой насилие было направлено на сам народ; в СССР оно было средством воспитания огромной нации, средством создания «нового человека». В нацизме же — за исключением консервативного и коммунистического Сопротивления и немногочисленных политических противников (часто мнимых) из собственной среды, сопротивление которых было быстро преодолено, — насилие было направлено вовне: на евреев, цыган, затем (во время войны) на противников Рейха. Собственно же немецкая нация как общность была объектом опеки и заботы со стороны нацистского государства, его социальных начинаний, направленных на воспитание здорового подрастающего поколения, на создание благоприятных условий жизни рабочих, крестьян, молодежи и т. д. Нацистская социальная политика была прежде всего расовой политикой, то есть социальную политику нацисты понимали как инструмент воспроизводства здорового народного тела, для чего и существовали многочисленные нацистские социальные организации[13]. Истоки и обстоятельства возникновения этого необычно действенного и устойчивого национального согласия можно объяснить следующим образом: во-первых, это согласие имело причиной быстрое достижение безопасности и порядка не в полицейском, а в социально-экономическом смысле слова. Людям было, в принципе, все равно, как это было достигнуто — ростом ли военного производства либо другими способами. Во-вторых, национализм, на котором сделали акцент нацисты, имел большое распространение в Германии вследствие единодушного отвержения немцами Версальской системы. Пересмотр границ в Европе многие немцы считали совершенно необходимым, и военные средства решения территориальных проблем немцы отвергали или относились к ним сдержанно не по принципиальным соображениям, а из боязни потерпеть неудачу. В-третьих, идеологическая мобилизация была достигнута нацистами не вследствие действительной доктринальной убежденности большинства немцев, но вследствие экономической (первоначально), а затем и других мотиваций. Антисемитизм в принципе одобряли, но как только нарушались рамки законного порядка (как в погром 9 ноября 1938 г.), то он начинал раздражать и вызывал критику; точно так же и преследование нацистами политических противников воспринималось нормально, если на то были (пусть псевдо-) законные основания, соблюдался определенный порядок и это не происходило хаотично (немцы этого органически не переносят). В-четвертых, нацистские начинания в социальной сфере способствовали расширению возможностей организации частной жизни людей (спорт, туризм, культурные мероприятия в рамках КДФ и пр.), что было необычно и ценилось немцами весьма высоко. И наконец, вера в харизму Гитлера и его удачу была среди немцев столь значительна, что она играла роль своеобразного и очень действенного национального консенсуса всех слоев немецкого общества[14]. Эти выводы тем более интересны, что сделаны они по материалам донесений подпольных социал-демократических информаторов в зарубежные центры СДПГ. Бесспорные успехи Третьего Рейха в решении социальных проблем, над которыми безрезультатно бились демократические правительства, сделали весьма проблематичным, даже невозможным, массовое Сопротивление нацизму в Германии.