Любовь окрыляет - Галина Владимировна Романова

Сегодня Симка попадаться ей на глаза категорически отказалась. Причина была в легкоатлете, и карты не раскладывай. Подруга никогда не могла выдержать паузу и бросалась с головой в очередной любовный омут. Сегодняшний случай не исключение.

А и ладно. Она сейчас сделает себе завтрак. Потом водные процедуры. И все неспешно, тщательно, без ежедневной будничной суеты, а по– субботнему, с наслаждением. Потом пройдется немного по проспекту, заглянет в магазины, хотя и нужды особой нет. Просто по давнишней привычке. А к вечеру засядет за компьютер.

Надо все же узнать, что творится в родном городе, буквально под ее окнами. Кто набрался такой дерзкой кровожадной наглости грабить и убивать инкассаторов на глазах сотен свидетелей.

Это снова она придумала или Симка тоже что-то говорила насчет количества очевидцев?..

Он закрылся от них газетой, чтобы сыну не было видно, насколько взбешен, а теще – насколько ее ненавидит. Контролировать эмоции он еще хоть как-то ухитрялся, не орал, не матерился, а хотелось жуть, но вот мимика не поддавалась. С мимикой этой просто беда. Аж щека задергалась, честное слово!

За что же ему такое наказание-то по субботам, скажите на милость?! У нормальных мужиков либо баня, либо рыбалка, на худой конец непредвиденные работы в гараже. У него же по субботам обеды у тещи, будь они неладны! Главное – обвинить в этом некого. Сам когда-то давно, лет восемь назад, согласился ввести семейную традицию – обедать у тещи в этот день.

Светка тогда, помнится, жутко гневалась на него за какую-то глупость. Да наверняка глупость, если он теперь о ней даже не помнит. Так вот Светка гневалась, грозилась уйти, за чемоданы хваталась и все упрекала его и упрекала, тоже не помнит уже в чем. Зато помнит, как перепугался, когда понял, что она не шутит и уйдет от него навсегда. А у них ребенок должен был вот-вот родиться. И они на радостях скупали всякие детские премудрости. И ползунки, и пеленки, и горшки, и бутылочки, и соски.

Он уже успел собрать купленную кроватку, Светка застелила его красивым пушистым одеяльцем голубого цвета. Им уже сказали, что будет мальчик. Пристроила в изголовье кружевную подушечку. Он развесил над кроваткой яркие погремушки с мелодичным треньканьем и…

И вдруг она собралась уйти от него.

Да! Да, он встал тогда перед ней на колени. И умолял, и просил, и руки ее ловил, которые вырывались и вспархивали, как крылья, а он все равно ловил их и целовал, целовал без конца.

– Я умру без тебя, Светка!!! Точно умру!!! – стонал он и ползал вокруг нее на коленях, загораживая проход.

– Никто не умер, – резонно замечала она и силилась протиснуть огромный живот между его лицом и дверным косяком.

Он тогда и живот ее целовал, где спало и ни о чем таком страшном не догадывалось их крохотное созданьице, готовое вот-вот появиться на свет. И снова умолял, и просил прощения, и обещал, обещал все, что мог.

Светка сдалась, когда он разрыдался. Ей ведь удалось все же протиснуться к выходу, оттолкнув его небрежно ногой. Он упал нарочно. Она не обратила внимания и ухватилась за дверной замок.

Тогда он понял – все! И зарыдал. Глухо, страшно, с жутким подвыванием.

И она не ушла, но весь вечер потом напоминала ему о его обещаниях. Он снова целовал ее руки и кивал, соглашаясь на все, и счастливо улыбался оттого, что она вот так близко и он может обнять ее.

Потом родился Ванечка. Они с головой окунулись в родительскую суету. Растили его, кормили, пеленали, бегали за лекарствами, когда он болел, не спали ночами, радовались первому зубу, как дети малые. В общем все было, как у всех нормальных людей.

О том дне, когда он разрыдался, они больше никогда не вспоминали, вычеркнули из памяти. Будто и не было того мерзкого дня, когда он корчился перед ней на коленях и умолял остаться. Все забыли, но вот о его обещаниях Светка ему позабыть не позволила. И, зная его обязательность, периодически оживляла в памяти, чтобы он не расслаблялся.

Он обещал Светке не бросать ее выходными. Он и не бросал. Он обещал ей не посещать всякие мужские посиделки с распитием спиртных напитков и всем отсюда вытекающим. Он и не посещал, и не пил. Никаких рыбалок, охот, бань и бассейнов без нее. Обещал помогать по хозяйству – помогал. И в магазин бегал, и сына в детский садик возил, хотя на работу ему было в другую сторону, и, возвращаясь, потом подолгу стоял в пробках, опаздывал, и врал начальству без конца. И белье на балконе развешивал, и готовил что-то нехитрое тоже. И даже пылесосил иногда.

Много чего в страшной горячке наобещал своей жене Глеб Карпов, чтобы остаться с ней навсегда, и все выполнял теперь. И странное дело – ему это было не в тягость. Все ведь делалось для семьи: для него, для жены и для их любимого славного сыночка. Все было для них, ради них и во имя них. Разве можно этим тяготиться? Мир в семье дорогого стоил! А у них был мир и счастье. Милое, бесхитростное, простое семейное счастье.

И все всех устраивало, кроме одного.

В тот жуткий день Глеб, когда разговор зашел о выходных, по неосторожности или из любви великой пообещал Светлане каждую субботу проводить в гостях у ее мамы – у Петровниной Натальи Ивановны. Светлана просила, он согласился. Она еще требовала, пользуясь случаем, съехаться впоследствии с мамой. Но вот тут Глеб устоял. Ответил категорически – нет.

– Миленькая, думаю, обедов по субботам будет вполне достаточно, – шептал он на ухо своей жене, укладываясь на ночь спать.

А про себя додумал тут же, что ничего страшного в тех обедах не будет. Подумаешь, пару часов потерпеть въедливую женщину. Главное, что она у них не поселится. А пару часов один раз в неделю он как-нибудь переживет.

Бедный Глеб даже не предполагал тогда, чем это для него обернется. Не мог себе даже представить, что, обещая своей Светлане безобидных пару часов раз в неделю, он продает душу дьяволу на всю оставшуюся жизнь.

Почему так?

Да потому что его теща – Петровнина Наталья Ивановна – была исчадием ада. Она могла не то что за два часа, а за десять минут вынуть душу, прополоскать мозги, выесть печень, выгрызть сердце и исколоть глаза своим мерзким прищуренным взглядом.

И это ведь не раз в год или месяц, это повторялось из недели в неделю и сделалось просто невыносимым.

Начиналось все обычно с того, что Светка, расцеловавшись с мамулей, так она ее именовала, начинала рассказывать все, что произошло в их семье за неделю.

Отчитывалась его жена по полной программе!

Какие блюда готовились, какие салфетки стелились на стол, что покупалось, в каких магазинах, по каким ценам. Как проводился досуг и как прошло их предыдущее воскресенье. Что кушал и чем какал Ванечка. Какие рубашечки надевал в садик. А не запаздывал ли с работы Глебушко. Эта старая сука именно так его называла – Глебушко, от чего его мутило всякий раз и хотелось орать в полное горло. Так мерзко, как она, называть его не мог никто, даже враги, а они у него имелись. Потом что еще? А! Какие передачи по телевидению смотрели. Начиналось обсуждение этих передач или сериалов. Отношения с соседями, подругами и друзьями, начальством и подчиненными, подробно и детально обсуждались.