УТЕС ДРАКОНА. Палеофантастика русской эмиграции - Михаил Фоменко

реки Похади, обратившейся за последние пятьдесят лет в исчезающий во время летних засух ручей, но с тянущимися на бесконечное расстояние топкими болотистыми берегами.

Кайо твердил, что эта речонка и есть тот самый, некогда могучий поток, на дне которого погребен труп африканского Аттилы и его неисчислимые сокровища.

***

Это случилось пред рассветом.

На ночлег охотники расположились километрах в ста сорока или ста пятидесяти от берегов озера Лунга, на опушке леса, выросшего на берегах реки. За предшествующий день они пробродили достаточно, сильно утомились и были очень довольны, когда Анри Кайо скомандовал остановку.

Собственно говоря, охотники могли отлично переночевать в небольшом кафрском поселке, отстоявшем от их лагеря в одном километре, но Банга запротестовал:

— Кафры области Кафоэ — воры! — сказал он. — Они оберут нас до нитки, как бы мы ни сторожили их. Лучше остаться в лесу и держать стражу всю ночь.

И вот пока трое спали, четвертый сторожил.

Перед рассветом Бернштейн сменил дежурившего кафра.

— Ну, иди спать! — сказал он, усаживаясь у костра с тяжелым карабином в руках. — Ничего? Все благополучно? Твои соотечественники не подбирались к лагерю?

— Кафоэ — не братья Банга! — отвечал кафр гордо. — Банга — воин, кафоэ — воры, шакалы, собаки.

— Ладно, ладно! — засмеялся немец, раскуривая трубку. — Но ты ничего не сказал, как дела? Ничего не слышал?

Какая-то тень промелькнула по лицу кафра.

— Я слышал гул, — сказал он. — Кто-то шел по берегу реки.

— Может быть, «господин леса» — слон? Было бы недурно. Пара хороших клыков всегда стоит десять-пятнадцать фунтов стерлингов.

— Это был не слон.

— Ну, так носорог?

— Носорог ночью не станет бродить в тростниках и вздыхать тяжело. Это был не носорог! — стоял на своем кафр.

— А, черт! — рассердился Бернштейн. — Не слон, не носорог, так кто же?

Негр пожал плечами:

— Почем я знаю? — сказал он. — Белые — ученые. Они все знают. Они такие умные, что даже в трубу видят, как первый человек и его жена гуляют в своем саду на луне…

— Банга, не будь ослом! — прикрикнул Бернштейн. — Ты что-то знаешь, но виляешь хвостом. Говори прямо: что ты думаешь?

Банга пробормотал что-то очень похожее на проклятие.

Потом он сказал, не глядя на Бернштейна:

— Я уйду отсюда. Это место — проклятое место. Здесь бродит дух болот Лунга. Он знает о нашем приходе, и он гневается на нас. Нам грозит опасность.

— Ты струсил? — засмеялся немец, безмятежно покуривая.

— Я никогда не боялся! — гордо ответил Банга. — Спроси Ван-Ховена, я был рядом с ним, когда шел бой при Блумфонтейне. Спроси, показал ли Банга англичанам свою спину, или же дрался с ними, как храбрый муж?

— То было раннею весною! — засмеялся немец.

Задетый за живое, Банга ударил себя в грудь кулаком с такой силой, что грудь, казалось, загудела.

— Разве не я, Банга, встретив на берегах Лимпопо большого льва, который терзал быка боэра Ван-Стаада, подошел к нему вплотную, хотя у меня в руках было только два ассегая? Шкура этого льва до сих пор висит на стене зала дома Ван-Стаада. Кто убил его? — Банга. Каким оружием? Одним ударом ассегая.

Разве не я, Банга, когда был почти ребенком и служил в армии Цитевайо, убил носорога, который собирался затоптать великого вождя зулусов?

— Да что ты расписываешь мне свои подвиги? Знаю, знаю! — по-прежнему добродушно посмеиваясь, отозвался Бернштейн. — Все это хорошо. Но вот плюхнул кто-то в воду ночью, и у тебя душа ушла в пятки. И ты готов бросить нас и улепетнуть.

— Я буду драться со всяким живым существом. Один на один, — гордо отозвался кафр. — Но драться с «духом болот Лунга» кто сможет? Когда ты бросаешь в него копье, оно, ударяясь о тело его, звенит, как при ударе о камень или о металлический щит. Когда ты убегаешь от него, он, оставляя неподвижным тело свое, только вытягивает язык и шею и настигает быстро скачущего коня за полкилометра.

— Ого! Длинная шея, должно быть. Если твой «дух болот Лунга» носит крахмальные воротнички, то прачкам в этой местности есть над чем повозиться. Дальше!

— Когда он, дух болот, видит хижину кафра, стоящую на пути его, одним ударом длинного хвоста дух сметает эту хижину с места, убивая одновременно всех, кто спит под кровлей этой хижины.

— Хорош хвостик!

— И когда ты вздумаешь стрелять в него, он только поглядит на тебя зелеными глазами, и пуля падает, не долетев до него.

— Уф, как страшно! Шея питона. Голова и хвост крокодила. Туловище с гору. А про крылья ты забыл упомянуть?

— Какие крылья? — недоверчиво отозвался Банга. — Те, которые видели «духа болот Лунга», никогда не говорили ничего о крыльях. Они говорили, что у него огромное туловище, напоминающее тушу гиппопотама или слона. И еще на носу рог.

— Стой! — заинтересовался Бернштейн. — Я думал, ты рассказываешь попросту одну из ваших глупых кафрских сказок. Но сейчас ты сказал: те, которые видели… Значит, этого «духа» видел кто-нибудь?

— Люди! — ответил кратко Банга, кратко и угрюмо.

— Положим, с поправкой, кафры. Но дальше: ты, лично ты знал кого-нибудь из тех, которые видели этого «духа»? Или это — ваша проклятая страсть к пустой болтовне? Я ведь знаю вас! Когда вы сидите у костров по ночам, в ожидании ужина, вы забавляетесь тем, что плетете небывальщину, рассказываете сказки, одну другой фантастичнее. Разве ты сам не рассказывал, я слышал это собственными ушами, как однажды ветром подхватило твоего старшего брата и закинуло на луну, где он подрался со сторожившим свой сад «первым человеком» и украл у его жены пояс с медными бляхами, а потом по веревке спустился на землю?

— То — сказка, и каждый знает, что у костра люди просто болтают. О «духе болот Лунга» лгать нельзя: он проглотит лжеца! А людей, которые своими глазами видели духа, я знал. Один был из племени Кафоэ…

— Которых ты сам рекомендуешь за отчаянных воров?

— Но он не был лжецом. Он «ел песок», когда рассказывал мне об этом.

— А другой?

— Другой был моим побратимом. Его убил «дух болот Лунга».

— Что такое? — поднял испытующий взор на собеседника немец. — Хвостом, что ли, этот дух убил твоего побратима?

— Нет. Он убил его глазами.

— Ну что за чушь ты городишь?! — возмутился Бернштейн. — Убил глазами? Как это может быть?

Банга как-то закачался всем телом.

— Ты — белый. Ты не поймешь этого! — пробормотал он.

— А ты попробуй. Может быть, мои деревянные мозги как-нибудь понатужатся и поймут вашу кафрскую премудрость.

— Мой побратим был смел, как лев, и силен, как буйвол, — начал немного нараспев Банга.