Лайки вместо цветов - Дарья Сойфер

– Не смешно. – Матвей снова запустил сюжет.

На экране возникло изображение Захарьево. Особнячок во всей своей увядающей прелести, с отколотыми колоннами и причудливым рисунком трещин на жёлтой штукатурке. Ни дать ни взять реки на контурных картах. Садись и пиши маслом. Умеют эти журнашлюшки найти правильный ракурс.

– Особняк в Захарьево ещё недавно считался объектом культурного наследия, – вещал голос за кадром. – Вековые дубы, посаженные ещё первыми владельцами, архитектура, не тронутая временем. Здание пустует с советских времён, денег на реконструкцию у властей нет, на территории расположился приют бездомных собак «Протяни лапу». Светлана, один из основателей, вспоминает, как планировала выкупить землю.

Трогательная картинка сменилась не менее душещипательной: обшарпанные вольеры из посеревших досок, ржавая рабица и влажные собачьи носы. И эта полоумная, чтоб её… Светлана Ляпишева. Безумный взгляд, волосы клоками, свекольная сетка капилляров на щеках. Из тех, что верит в высшее призвание и не тратит драгоценное время на бесполезные вещи вроде мытья и стирки. Неизвестно, на ком было больше шерсти: на этой псолюбивой тётке или на самих собаках.

– Мы уже создали краудфандинговую платформу, собирали подписи желающих. Я лично ходила по инстанциям, но везде натыкалась на закрытую дверь. Объект культурного наследия – и точка. Понимаете? При этом здание никому не нужно, здесь ни разу за десять лет не было ни одного чиновника. Комиссия там… Ничего. Всё осыпается. Трубы гниют, несколько раз мы выгоняли отсюда наркоманов. Когда пришло уведомление от «Соло Инвест», мы поверить не могли…

Голос Ляпишевой трагично прервался, и эстафету переняла дикторша:

– Эти кадры были сняты за неделю до того, как к стенам приюта подогнали строительную технику. Ни петиции, ни обращения к депутатам не помогли. Как выяснилось, перед законом равны не все. Некоторые равнее…

Вместо несчастных псов на грани выселения появились смазанные от спешки ночные кадры. Фонари, бульдозеры, кран с шар-бабой… Машины, которые Соломатин направил в Захарьево. Крик охранника, вопль оператора «Валера!» и помехи. Чтобы все видели, как тяжела и опасна работа рядового репортёра.

– Что за Валера? – поморщился Костик.

– Элла говорит, что в титрах был какой-то В. Гинзбург. Он, видимо, и работал над материалом. Сучий потрох… – Матвей раздражённо досматривал кадры, на которых оператор бьётся в двери департамента культурного наследия и получает только монотонный отказ от комментариев.

– И что Элла предлагает?

– Судиться. – Соломатин убрал гаджет, чтобы наконец тронуться с парковки и с мягким рыком вырулить на дневной свет. – Как обычно. Ещё она считает, что это заказ конкурентов. Хочет нанять детективов, накопать на Барсукова и Фельдмана… Типа они мстят за то, что я перекупил того чувака из Сколково. Будут меня топить, чтобы акции рухнули…

– Может, и так. Нанять пресституток вполне в духе Фельдмана. Первый канал для него дороговато, но почему бы и нет? – Костя вытащил из нагрудного кармана тёмные очки-пилоты. – Помнишь, он хотел инвестировать в ресторан в центре, а в последний момент ему отказали? Через месяц этого чинуша закрыли за взятки. Бедолага! Возьмёшь – посадят, не возьмёшь – скажут, что взял, и всё равно посадят…

– У Фельдмана полно проектов. – Матвей открыл окно, чтобы высунуть руку. Было по-осеннему свежо, но зато бодрило. Немного свежести ему бы не помешало: с того самого момента, как Элла набрала его вчера вечером, Соломатина не покидало ощущение, что его накормили кошачьим дерьмом. Вот как только захочешь вложиться во что-то значимое, сразу найдётся мразь, которая вывернет всё наизнанку и сделает из тебя бездушного капиталюгу.

– Не знаю… Что мы докажем в суде? – Соломатин бросил быстрый взгляд на Костика в ожидании хоть какого-то совета. Но очки закрывали половину лица, и было непонятно, что у Власова на уме. – Разве что нервы помотает каналу, так они и без нас тёртые.

– Логично, – задумчиво произнёс Костик. – А знаешь, что я думаю? – Он сдвинул очки на кончик носа и посмотрел на Матвея поверх стёкол, словно собирался озвучить гениальную шутку. – Нужна показательная порка!

– Хочешь пойти к генеральному продюсеру канала с розгами и поиграть в доминанта? – усмехнулся Матвей. Настроение было ни к чёрту, но Костик умел развеселить даже во время полной лажи.

– Зачем? Генеральный продюсер канала учился на одном курсе с моим батей.

– Да ладно! Твой же в минсельхозе сидит!

– Ну так и этот бы сидел, если б не затянуло в чудо-ящик. Неужели батяня не уломает по старой дружбе уволить какого-то там Валеру? Рили? Не смеши, бро. Как два фингера об роад.

– Это не шутки, Кость…

– Так я серьёзен, как похмелье! – улыбнулся Власов. – Сам подумай: выпад в сторону «Соло Инвест» – моментальное увольнение. И не кого-нибудь! Репортёра ажно оттуда! – Костик поднял вверх указательный палец. – Всем станет ясно, что у тебя стальные яйца! И связи, как у Абрамовича. Если из-за одного сюжета с косвенными домыслами человека увольняют за пару дней, то уж газетку или канал попроще закроют к хренам. А теперь угадай: станет ли кто-то после этого освещать Матвея Соломатина в массмедиа? Разве что отъявленные суицидники.

– Думаешь? – поморщился Матвей.

Он долгие годы пытался выстроить новую культуру бизнеса в России. Конечно, он не питал иллюзий насчёт Штатов. Там тоже хватало промышленного шпионажа и канцелярских ножей в спину. Но нашим было ехать и ехать на медведях до новой деловой этики… И он, Матвей Соломатин, собирался стать лицом этой прекрасной эпохи обновлений. Пафосно, но правда! Он был чист перед законом, не братался в банях с сомнительными дельцами, не крестил несуществующих детей с криминальными авторитетами. Как там любят западные киношники изображать русских? Бородатые немытые рашнз, которые хлещут водку, занюхивают медведем и заказывают каждого, кто посмел плохо подумать о президенте. Бруталы без моральных принципов. Реликты из страшного постсоветского прошлого.

Они ушли – и это Матвей хотел доказать и своим, и чужим. И получалось ведь! Сначала по чуть-чуть, в масштабе одного только Батлер Колледжа. Потом – в Сити. В Москве. В России… И этот идиотский репортаж мог испортить всё. Свои сочтут его аморальным капиталистом, которого научили в Принстоне, как развалить Родину, чужие – взяточником. Выкормышем коррупционных традиций. И хорошо бы доказать обратное, пойти честным путём, как предлагала Элла… Но идея Костика так щекотала воображение! Так созвучна была с ненавистью к наглому и лживому Гинзбургу…

– Ну? – нетерпеливо спросил Костик. – Определился?

Матвей молчал. Не хотелось действовать через кумовство. Стальные яйца? Не совсем это он собирался предъявить деловому миру.

– Да ладно, бро! – не унимался Власов. – Одно твоё слово, я звоню бате, и завтра этого Гинзбурга…

– Хорошо, – сорвалось с губ, и как-то даже стало легче дышать. – Звони. К чёрту Гинзбурга.