Крымская пленница - Александр Тамоников

— Ты шо трындишь, молокосос недоделанный? — обозлился Зубач. — Ты шо сплетни по углам собираешь? Не было такого!

— А ну, ша, обрадовались! — прикрикнул Шестов. — Совсем белены объелись? С тобой, Антоха, и пошутить нельзя, сразу на дыбы встаешь. Уходим, хлопцы, у нас еще долгая обратная дорога. К Качу надо зайти, он тут близко, в Новом Свете, обретается. Привез нас сюда — пусть и увозит…

Мужчины продолжали переругиваться, но уже не так громко. Двинулись дальше — к санаторному пляжу. Ночь продолжалась — напоенная воем ветра и рокотом прибоя…

— Отлично, Алекс, счастливого возвращения на дно. Постарайтесь не «засветиться» на обратном пути, — сказал капитан СБУ Марцевич, положил трубку и перевел тумблер на панели управления в положение «выкл». Давно спать пора — два часа ночи. Пару минут тридцатипятилетний обладатель спортивного торса и щетинистого «ежика» на голове сидел неподвижно, потом поднялся и покинул операторскую, заперев ее на ключ. Спустился вниз по винтовой лестнице, вышел в коридор, где работало дежурное освещение. Управление особых операций лишь делало вид, что спало. Здесь всегда за дверьми кипела работа. Ночью делали то, что не успевали днем. «После отоспимся, — любил приговаривать начальник управления генерал-майор Крыленко, — когда Крым назад отобьем, Донбасс взорвем и заасфальтируем, вернем Кубань с Воронежем в состав Украины… Вот тогда дружно ляжем и отоспимся». Фактически генерал-майор Крыленко не курировал ни одного проекта, не работал с агентами, призывал поменьше думать, а больше работать. Он был «дамокловым мечом», висящим над головами подчиненных, а всю реальную работу осуществляли заместители и начальники отделов. Они не спали, на них сыпались все шишки. За неудачи отвечали лично, успехи отдавали начальству.

Марцевич постучал в дверь и машинально покосился на соседнюю, за которой трудились несколько командированных господ из разведки НАТО. Напыщенные, брезгливые, они целыми днями сидели в кабинете в компании переводчицы Олеси (обладающей допуском к информации особой секретности), вызывали к себе руководителей отделов, задавали неудобные вопросы, что-то записывали в электронные блокноты. Коллег из НАТО интересовала информация по Крыму. Уверения украинских чекистов, что блудный сын вот-вот вернется в лоно матери-Украины, вызывали у них дикое раздражение. Все понимали, что Крым никуда не вернется. Не для того Россия мутила весь этот сыр-бор, обустраивала там военные базы, пичкая их всеми видами современного вооружения, не для того ввела свои порядки вплоть до последнего поселкового совета, тянула энергетические ветки, закрутила карусель со строительством моста через Керченский пролив за нереально бешеные деньги… Но сегодня коллег из альянса Марцевич не видел. Не вынесла душа, уехали? Вспомнился анекдот, почерпнутый из Интернета: «Украину европеизировали, европеизировали, да не выевропеизировали…»

Дверь была незаперта. В кабинете начальника 1-го отдела (который в шутку называли Департаментом по созданию чрезвычайных ситуаций) играла тихая музыка. Что-то вечное, то ли Вагнер, то ли Штраус. В отличие от своего начальника капитан Марцевич даже не делал вид, что разбирается в этом. Полковник Веселовский сидел в кресле, откинув голову и закрыв глаза. Он не реагировал на звуки. Со стороны могло показаться, что полковник СБУ Веселовский Олег Макарович умер. Но это только казалось. Такого подарка подчиненным он делать не собирался. Полковнику было слегка за сорок. Высокий, спортивный, с холеным аристократическим лицом. Потомок какого-то ляха из Волыни. Дьявольски умный, лишенный снобизма, тупого солдафонства, способный подстраиваться под любую ситуацию, делать все, как скажет начальство, но в итоге все равно остаться в личном выигрыше. Не было таких неприятностей, чтобы Олег Макарович не выходил из них сухим, — а для этого нужен если не талант, то хотя бы незаурядные личные качества. Профессионалом он тоже был неплохим. Работал на совесть, слыл самым сдержанным человеком в управлении. Ни разу Марцевич не слышал, чтобы полковник прилюдно крыл кого-то матом, восхвалял родное государство, орал «Слава Украине» и тому подобные глупости…

Пианист виртуозно перебирал клавиши. Породистое лицо полковника дрогнуло, он открыл глаза, убавил звук приемника. Другая рука потянулась к бокалу с «Гленморанж» на журнальном столике. Он отпил, поставил бокал обратно.

— Есть новости, Семен? — Голос у полковника был ровный, бесцветный.

— Гефест и Алекс вышли на связь, Олег Макарович, — вкрадчиво доложил Марцевич. — Закладки произведены. Никаких происшествий. Ориентиры есть.

— Это воистину благая весть, — сухо улыбнулся полковник.

Иногда у Марцевича складывалось впечатление, что шеф не очень вызывающе копирует повадки офицеров приснопамятного Третьего рейха. Вся эта бьющая в глаза породистость, псевдоаристократизм, холодная вежливость, приверженность к классической музыке. И сам он иногда ловил себя на том, что копирует повадки шефа. Напрасно это. Где сейчас офицеры того рейха?

— Ну что ж, отлично! — Полковник пружинисто поднялся, прошелся по ковру. — Убедитесь, что эти «патриоты» благополучно доехали до дома, что никто за ними не следит. — Он покосился на часы, показывающие третий час ночи, и добавил: — Разрешаю это сделать утром, не сидеть всю ночь на рабочем месте.

— Понятно, — кивнул Марцевич.

— В одиннадцать утра собрать группу в спортзале 4-го корпуса, включая комроты Рубанского и его заместителя Барчука. Тряхните плановую службу — чтобы к этому времени были готовы документы и денежные средства. Форма одежды гражданская, но без глупостей. Все личные вещи у парней должны быть с собой.

— Слушаюсь, — сухо вымолвил Марцевич.

— Езжай домой, спи, — махнул рукой полковник. — И только попробуй не выспаться за четыре часа.

Он снова опустился в кресло и отрешенно смотрел, как исполнительный работник выходит из кабинета. Потом поднялся, размял кости, отправился к шкафу за курткой. Форменную одежду полковник не любил, надевал ее лишь в «безнадежных» случаях. И в кабинете не было ничего отвлекающего — тупых плакатов, призывов, или, боже упаси, портретов президента и главы СБУ. Обоих персонажей он хронически не переваривал — за глупость и полный непрофессионализм.

— Николай, готовь машину. Домой, — сняв трубку, бросил он.

Затем запер кабинет и по винтовой лестнице спустился в гараж, где в отдельном боксе стоял его джип, всегда готовый к «бою». Молчаливый шофер уже выгонял его на волю. Полковник съежился на заднем сиденье, сумрачно смотрел, как за окном мелькает ночная столица. Недавно прошел дождь, блестели лужи в свете ночных фонарей (потрясающая расточительность мэра-боксера), брызги воды летели из-под колес. В принципе он мог бы пойти и пешком, расстояние — три с половиной квартала всего. И в дневное время с удовольствием бы дошел — спортивную форму никто не отменял. Но поздновато уже. Спать-то осталось — всего ничего… Водитель въехал в арку охраняемого «сталинского» дома. Сработали ворота с пульта. Полковник вышел, кинул через плечо, чтобы к девяти прибыл, и направился к подъезду. Домофон, лифт, жена — совсем одна в огромной квартире… У Елизаветы Максимовны не было привычки ждать мужа до последнего — легла спать, едва пробило полночь. Но встала, чтобы встретить благоверного — растрепанная, в сорочке, зевала так, что челюсть отваливалась.