Пожалуйста, пусть он умрёт - Роман Чёрный

дома людей. Даже опасался стрельбы в спину, учитывая прочие обстоятельства. Но никто не стрелял.

Дайте-ка я еще раз объясню, зачем потратил столько времени на сбор бумаги. Обрывки обоев исписаны от руки различным текстом, но сами обрывки — одинаковые практически абсолютно. Форма. Сходная линия отрыва. Ворсинки на ней. Присохшие следы клея и прилипший кусочек штукатурки в одном и том же месте, дырка от гвоздя. Я готов поставить что угодно на то, что эти обрывки идентичны даже на молекулярном уровне.

На этом я заканчиваю свой вклад в описание случившегося. Ниже дан без каких-либо изменений текст с некоторых из листов, расположенных мной приблизительно в хронологическом порядке (если в данном случае этот термин вообще уместен). У меня ушло порядочно времени на расшифровку, и в процессе волосы много раз вставали дыбом. Часть листов пронумерована. Читайте. Выводы делайте какие хотите, свой долг я считаю исполненным и снимаю с себя всякую ответственность.

Часть III. Записи на обоях

Неподписанный лист

Кажется, я в ловушке. Мне нужна помощь. Меня зовут Андрей Александрович Глебушкин, я нахожусь по адресу Москва, ВАО, ул. ███████ ████████ 3/2, пятый подъезд, кв. 175. Мне кажется, что я оказался в какой-то ловушке аномального свойства. Мне кажется, какой бы дичью это не выглядело, что я сдвинулся назад во времени и оказался заперт в доме, подготовленном под снос. ███████ ████████ 3/2, я здесь, не могу покинуть пределы двух верхних этажей. Но, видимо, могу передавать «наружу» записки. Если мне никто не поможет, дом взорвут вместе со мной внутри завтра же утром. Я не понимаю, что происходит, но надежд уже почти не осталось.

Неподписанный лист

Происходящее чудовищно, я ничего не понимаю. Необходимо сложить все в систему.

По порядку: я проник в собственную старую квартиру, чтобы выяснить, почему в ней горит свет. Это оказалась старая настольная лампа, стоящая на паркете у батареи. Еще мамина лампа, у нее всегда заедала кнопка. Никакой загадки. Я подошел к окну, и вот тут это случилось — землетрясение, как в первый раз, но гораздо сильнее. Я очень испугался, так как решил, что снос дома перенесли, и сейчас все здание превратится в груду кирпичей. Но это бы не взрыв, а какая-то вибрация: вибрировали стены, стекла, воздух, даже зубы в черепе и глаза. Я ощущал отвратительную вибрацию всем телом, а потом все резко прекратилось.

Я все еще стоял у окна, согнувшись и держась руками за живот, а когда поднял голову, то увидел, что в окне моей новой квартиры в доме напротив горит свет! А потом в окне пустой квартиры появилась фигу

Вот черт, млять, я, кажется, понял, черт черт черт черт

Судя по всему, сейчас вечер десятого октября. По моему же субъективному времени, сейчас должен быть вечер одиннадцатого. Меня зовут Глебушкин Андрей, я нахожусь по адресу ███████ ████████ 3/2, пятый подъезд, восьмой этаж. Если читаете это, пожалуйста, помогите мне!

Лист, помеченный «2»

Система, нужна система. Важно соблюсти последовательность. Я все понял, сейчас паника прошла. Что было. Я подошел к окну, началось «землятресение», я оказался на сутки в прошлом вместе со своей квартирой, двумя соседними квартирами, лестничной площадкой и куском лестницы, ведущей вниз. Все это сдвинулось вместе со мной. Все это я назвал «пузырь». Он неровный.

Я в петле. В десятом гребаном ноября. Не могу покинуть этот пузырь. И я видел СЕБЯ.

Система! Я не могу покинуть пузырь, потому что упираюсь в абсолютно непроницаемую и прозрачную стену. Так в фантастике описывали силовое поле. Предметы сквозь него проходят. Есть и некоторые иные закономерности.

Исследовав свою тюрьму, я определил ее границы, оторвал отклеившийся кусок обоев и стал делать заметки найденным на полу карандашом. Потом выкинул записку сквозь стену пузыря — она просто спланировала на площадку ниже. В окне я видел самого себя десятого числа. Тогда же, субъективные сутки назад, я-в-тапках-и-с-кружкой-чая увидел себя в окне пустого дома и пошел писать пост. За пределами моего пузыря — время примерно с двух ночи десятого по два часа ночи одиннадцатого, и это замкнутая петля. В ее конце я в компании сталкеров браво вламываюсь в окно, с фонариком и в экипировке, и я, семью этажами выше, до крови впиваюсь пальцами в лицо, оставляя на щеках красные полосы. Происходит СДВИГ.

Голова разламывается при попытке все это понять. Сопоставить факты. Я старее, чем он, потому что при СДВИГЕ я сохраняю всю память. Невозможно представить, насколько старым я могу здесь стать. Но синхронизация невозможна. Кричать — бесполезно. Мои истошные крики должны быть слышны — но дом десятого числа был пуст, и я напрасно оглашаю воплями темную шахту подъезда. Надеяться, что он заметит мои покрывающие пол площадки послания — бесполезно. Потому что я их уже не заметил, когда поднимался сюда.

Когда происходит сдвиг, все внутри пузыря возвращается к состоянию на два ночи десятого. Кроме моей памяти — она непрерывна. Например, возвращается удобно свисающий кусок этих самых обоев и неисписанный огрызок карандаша. Но то, что я выталкиваю из пузыря — оно сохраняется. Я могу создавать дубликаты предметов. Если бы в этом еще был смысл.

Господи, какой кошмар.

Лист, помеченный «12»

Я помню всё, но голода и жажды нет. За отведенные мне повторяющимся циклом сутки особенно не успеваешь проголодаться. Солнце восходит и заходит, одни и те же люди и машины под окнами. Скоро я запомню их все. После обеда прибегают дети, чертят на чистом асфальте над теплотрассой классики и под громкую считалку играют на дороге минут пятнадцать. Прямо подо мной, а я просто смотрю на них сверху, раз за разом.

Ни в одной из доступных мне комнат я не могу открыть окно, чтобы пускать самолетики с просьбами о помощи. Но смотреть удобнее всего из моего окна: здесь пузырь заканчивается в паре сантиметров от стекла. У меня тут маловато развлечений.

Раз, два

Это не только слова.

Три, четыре

Меня нету в этом мире.

Свет и телефон работают. Телефон я нашел у соседей. Конечно, сперва я позвонил себе. Только напугал, но напугал, как видим, недостаточно. Телефон подруги матери, к которой она поехала, я не знаю. Менты, МЧС и прочие не воспринимают всерьез. Когда