Диверсия - Андрей Ильин

— Где я могу получить дополнительную информацию?

— Здесь. И в дальнейшем по указанным почтовым ящикам. В случае необходимости мы придадим вам в помощь группу из нескольких человек.

Группу? То есть они готовы засветить передо мной еще несколько физиономий? Это уже вообще ни в какие рамки! Похоже, я ошибся. Похоже, предлагаемое мне дело далеко не рядовое. Группой в Конторе разрабатывают только особо важные или особо спешные дела. Видно, дело не в тех пяти пулях, что достались моему предшественнику. Дело, видно, в другом.

— Когда приступать к работе?

— Немедленно.

Следующие несколько часов я знакомился с протоколами осмотра места происшествия, свидетельскими показаниями, актами экспертиз, видео- и фотоматериалами. Информации было много и одновременно не было совсем. Следствие зашло в тупик. Ни мотивы преступления, ни личности убийц установлены не были. Случайность практически исключалась. Случайно вчетвером с пистолетами на изготовку людей в подъездах не поджидают. Мотивы и исполнителей следовало искать не во внешних обстоятельствах преступления — в образе жизни потерпевшего.

— Для дальнейшего расследования мне необходимо знать, чем занимался погибший в последние перед покушением месяцы.

— Я понимаю вас. Но дать информацию по всем работам по известным причинам не могу. Кроме последнего задания.

Причины действительно были известны. Сверхсекретность Конторы, ее работников и проводимых ими работ. Узнавший больше, чем ему следовало знать, был потенциально опасен. Как боевая граната, которая хоть и с предохранительной чекой, но рвануть в самый неподходящий момент все же может.

— Когда я смогу получить требуемые мне сведения?

— Запрашиваемые материалы вы получите завтра. Доступ к оперативным материалам работника Конторы приравнивался к передаче его дел человеку, с ними ознакомившемуся. Если я узнавал то, что знал он, я становился им. Преемственность поколений, продиктованная соблюдением Тайны — священной коровы нашего несуществующего Учреждения. Знать чужое задание — значило принять его к исполнению. И довести до логического конца. Или до своей кончины.

Задание моего погибшего предшественника было по меньшей мере странным. Он должен был осуществлять надзор за одним из высокопоставленных членов Правительства.

— Зачем нужна слежка за первыми руководителями страны? — спросил я.

— Я не могу вам дать объяснения в полном объеме. Скажем так — существует опасность утечки информации.

— Куда?

— В третьи страны.

— Почему этим должны заниматься мы?

— Потому что этим можем заниматься только мы. И никто больше. Безопасности, МВД и прочим силовым госучреждениям запрещено разрабатывать первых лиц государства. Это правило существовало еще для членов Политбюро. На столь высоком уровне дела к расследованию, надзору или передаче в другие руки не принимаются. Все оперативные мероприятия, будь то слежка или допрос свидетелей и потерпевших, — запрещены. Максимум, что возможно, — это доложить о полученных сигналах прочим членам Правительства.

— То есть наши правители находятся вне закона?

— Да, пока они правители. Но мы тоже находимся вне закона. И здесь наши шансы уравниваются.

— От кого было получено задание на разработку объекта?

— Этого я сказать не могу.

И все-таки расследование гибели работника Конторы я начал с бытовых мотивов. Вначале мне необходимо было исключить все возможные простейшие объяснения происшествия и лишь затем переходить к более сложным. По лестнице лезут постепенно и снизу — вверх, а не запрыгивают сразу и на верхнюю планку.

Представившись и представив соответствующее, выписанное на майора внутренних дел Свиридова А.П. удостоверение, я еще раз поговорил с соседями потерпевшего. В отличие от обычной милиции я не спешил, я беседовал часами, всеми возможными способами располагая к себе собеседника. Я пил ведрами чай и литрами самодельные настойки, курил по пять пачек сигарет в день, съедал в умопомрачительных количествах пирожки и пончики, охал, ахал, возмущался современными нравами и рассказывал увлекательные истории из жизни уголовного розыска.

Ничего нового я не узнал.

К погибшему никто домой не ходил.

Он никого из соседей не посещал и ничего необычного не рассказывал.

Водку не пил.

Во дворе не дебоширил.

Матом прилюдно не ругался.

Ни с кем не ссорился.

Деньги не очень охотно, но занимал.

В подъезде не сорил.

От участия в субботниках не отказывался. Но на лишнюю работу не напрашивался.

Деньги на венки и приборки сдавал.

В подъездные разборки не лез.

Особой дружбы ни с кем не водил.

Женщин не приводил.

И сам больше чем на несколько дней никуда не отлучался.

Обыкновенный, каких большинство в каждом доме, гражданин. Без видимых достоинств, но и без особых недостатков. Как все.

То есть такой, какими и бывают работники Конторы, — никакой.

Убийство на почве бытовых неурядиц исключалось. Неурядиц не было. Покойный жил со всеми в мире и согласии.

Пьяная месть также не подходила. Потерпевший не пил и дружбы с местными алкашами не водил. И потом, с чего бы это горькие пьяницы надумали расправиться с ним с применением огнестрельного оружия? Скорее уж с помощью пустой (ну не полной же!) бутылки по темечку.

Мотив ограбления был сомнителен. Брать у погибшего, кроме старой, которую и за треть цены не продашь, мебели было нечего. Кроме того, с его тела даже не сняли часов, не вывернули карманы. Так грабители не поступают.

Коммерческие разборки? Покойный в акционерных обществах и производственных кооперативах не состоял. Согласно документам, он до последнего дня числился технологом в бессрочном отпуске на небольшом, еле сводящем концы с концами заводе. Лишних денег для участия в сомнительных финансовых махинациях у него не было. Перебежать дорогу чьим-то коммерческим интересам он не мог.

Женщины? С женщинами больше чем на одну ночь он дела не имел. Не хватало еще работнику Конторы нарваться на слежку мужа, взревновавшего к нему изменницу-жену, или того хуже — на всепоглощающую любовь. Любовь для разведчика равнозначна провалу. Можно изображать из себя не того, кто ты есть, перед посторонними, соседями, друзьями, любовницами, но невозможно перед близким, который наблюдает тебя каждый день, человеком. Тот рано или поздно станет подмечать некоторые несоответствия в поведении, станет подозревать, начнет задавать вопросы. Нет, это исключено. Конторским при исполнении заводить постоянные связи нельзя. Только если в отпуске. На три недели. Или если в соответствии с требованиями легенды. У моего коллеги легенда была безбрачная. Значит, пристрелить его из-за подозрения в измене не могли.