Девушка по имени Августа - Вадим Норд

«Чудак», классифицировал Александр. Образ чудака прекрасно дополняли характерная чеховская бородка и очки в тонкой круглой оправе, похожие на пенсне.

Перейдя к делу, главный врач мгновенно посерьезнел и уже не выглядел чудаком.

– Сергей Иванович – мой давний знакомый, поэтому я сам не хочу его оперировать…

Это правильно. Родственников, друзей и давних знакомых лучше не оперировать. С одной стороны, личное отношение может повлиять на ход операции – рука под наплывом эмоций дрогнет или паниковать начнешь, если что-то пойдет не так. Ну а в случае неблагоприятного исхода станешь терзаться и казниться всю жизнь, даже если ни в чем не виноват. Дело не в том, что по поводу неудач с незнакомыми до момента обращения пациентами врачи не переживают. Переживают, да еще как. Просто степень близости с человеком может сделать эти переживания очень сильными, помешать дальнейшей работе. С другой стороны, «свойское» отношение к врачу может стать препятствием для точного выполнения его требований и рекомендаций пациентом. И вообще – профессиональное лучше не смешивать с личным, так и для профессионального будет лучше, и для личного.

– Он с этим согласился и попросил меня порекомендовать ему хорошего врача. Нет, Александр Михайлович, вы не мне обязаны приглашением. У меня, знаете ли, принцип – никогда никому не рекомендовать никого из коллег. Обжегся несколько раз и установил себе такое вот правило. Поэтому Сережа сам проводил маркетинг. Я ему сказал – ты только определись, а дальше я все организую на высшем уровне…

«На высшем уровне – это как? – забеспокоился Александр. – Уж не стоят ли у них вазы с орхидеями в операционных и не настланы ли там персидские ковры?»

Оказалось, что не настланы. Рабочие помещения в клинике были оборудованы как положено, хотя определенная, если можно так выразиться, роскошь прослеживалась и здесь. Светильник над операционным столом был не просто современным, но и «умным». В него были встроены датчики, определяющие положение головы хирурга, чтобы над ней отключался свет, который не только светит, но и греет. Комфортней работать, когда тебе не «печет» сверху.

Дегтярский оказался превосходным ассистентом, из чего можно было сделать вывод о его профессионализме вообще. Такого в практике Александра еще не было, чтобы ассистент, с которым не успели сработаться, не просто делал то, что требуется, но и предвосхищал его желания.

Анестезиолог тоже оказалась на уровне. Что такое – хороший анестезиолог? Это тот, о котором во время операции забываешь напрочь. Анестезиолог обеспечивает операцию, то есть делает все для того, чтобы хирурги спокойно, не отвлекаясь, оперировали.

И пациент не подкачал – перед операцией держался спокойно, неуместных вопросов не задавал, в глаза врачам тревожно не заглядывал, даже пошутил по поводу того, что не успел сфотографироваться на память, и при этом как-то многозначительно переглянулся с Дегтярским. Приметливый и склонный к дедукции Александр сразу же сделал вывод о том, что кто-то из них, если не оба сразу, увлекается фотографией. Нынче многие увлекаются фотографией, это модно и, в каком-то смысле, стильно. Александр прошел через это в подростковом возрасте, еще в доцифровую эпоху. Фотографировал дешевой китайской мыльницей, относил пленки на проявку, печатал удачные кадры, собрал три обувные коробки с фотографиями и… понял, что это занятие ему надоело. Ну, запечатлел кучу разных мгновений, а что толку? Все равно важное, самое-самое, осталось в памяти и без фотоаппарата, а неважное и запечатлевать незачем. Так и бросил фотографировать. В смысле – на каждом шагу. Путешествуя, мог сфотографировать что-то понравившееся или оригинальное, но без фанатизма.

Производя блефаропластику, Александр размышлял о том, насколько вообще глаза являются зеркалом души. Вообще-то, в первую очередь, как и положено врачу, он думал об операции, о том, что он делал, но где-то там, за пределами, фоном шли мысли более глобального, если так можно выразиться, характера.

Сколько в создаваемом впечатлении зависит от самих глаз и сколько от их обрамления? Каждому бриллианту достойную оправу – разве не так? Что такое бриллиант без оправы? Драгоценный камень, шлифованный минерал, ценная вещь… Не более того, хотя и этого, в общем-то, достаточно. Но только оправа, соответствующая оправа, делает бриллиант произведением искусства. Бриллиант без оправы – ничто, как и оправа без бриллианта. Вместе же они способны поражать воображение, пленять, очаровывать, восхищать… Нам только кажется, что мы обращаем свое внимание на глаза собеседника, партнера, другого человека. Только кажется… На самом же деле мы обращаем внимание и на оправу, то есть – на веки, брови, глазные впадины… В первую очередь – на веки. Веки существенно изменяют взгляд. Наплывут сверху, отвиснут снизу мешками, и, как глазами ни сверкай, взгляд будет мрачным, тяжелым, «стариковским», тусклым. И никаким, даже самым волшебным, макияжем этого впечатления не исправить. Только оперативным путем. Устраняя излишки кожи и скопления жира, подтягивая кожу так, чтобы исчезли морщинки, хирурги не только возвращают взгляду былую живость, но и делают его ярче, выразительнее. От этого и все лицо молодеет.

Если бы надо было избавиться только от скоплений жира, то можно было бы обойтись лазером – сделать прокол вместо длинного разреза по краю века и удалить жир. Но «лишнюю» кожу таким образом не удалить, поэтому Александр разрезал, иссекал и филигранно зашивал. В пластической хирургии умение правильно зашить ценится не меньше, чем умение правильно отрезать. Плохой, грубый, заметный шов может в прямом смысле слова перечеркнуть работу хирурга. А хороший, правильный, шов ничего не перечеркнет, потому что его не видно. Рубчик тоньше волоса, да еще и спрятанный в естественной кожной складке… Такой не то что невооруженным, вооруженным глазом не углядеть!

– Половина операции ваша, Анатолий Викторович, – сказал Александр Дегтярскому после операции. – Вы прекрасно ассистируете…

– Ассистировать вам, Александр Михайлович, одно удовольствие, – ответил комплиментом на комплимент Дегтярский. – Такая четкость, ни одного лишнего движения…

Короче говоря, наговорили друг другу любезностей, выпили по чашке кофе, подкрепились бутербродами и пошли осматривать проснувшегося к тому времени пациента. Пациент держался молодцом, на вопросы отвечал по существу, то есть – полностью пришел в сознание и даже попросил зеркало, чтобы полюбоваться на себя в повязках и пластыре. Договорились, что завтра утром Александр приедет в клинику к десяти часам для очередного осмотра и потом, если все будет хорошо, уедет в Москву, оставив пациента под наблюдение Дегтярского.

Операция сама по себе была утомительной, да еще и вставать пришлось в пять часов утра, поэтому единственное, чего хотел Александр, так это спать. Но оказалось, что у Дегтярского другие планы на остаток вечера. Тоном, исключающим любые возражения, он пригласил Александра поужинать вместе.

– А я-то думал, что мы поужинали в вашем кабинете, – пошутил Александр и принял предложение.

Не принять было нельзя, ибо оно носило не столько личный, сколько дипломатически-протокольный характер. Дегтярский вызвал такси, и они поехали в ресторан куда-то на Васильевский остров. По аналогии с клиникой Александр ожидал чего-то помпезно-роскошного, но ресторан оказался небольшим, уютным, отделанным в стиле русской избы. И блюда здесь подавались простые, без вывертов – жаркое в горшочках, «самолепные», как было сказано в меню, пельмени, пироги, расстегаи, блины.