Приключения очаровательного негодяя. Альмен и стрекозы - Мартин Сутер

На одну из бельевых веревок Карлос повесил плащ и вернулся в тесный вестибюль. Альмен стоял там перед консолью, над которой висело позолоченное гардеробное зеркало. На консоли лежало письмо, что было необычно, поскольку вся почта для него адресовалась в его почтовую ячейку в Венском. Он предпочитал, чтобы его кредиторы не знали, где он живет.

Альмен сунул конверт в карман. Прочитать письмо он собирался позже.

Из открытой двери кухни пахло обедом, который Карлос подогревал на слабом огне. Альмен знал этот запах: ностальгическая еда Карлоса. Черные бобы, фасоль-frijoles. А к ним — guacamole — паста из авокадо, приправленная луком, чили, лимоном и свежим кореандром, жареные котлетки, tortitas de carne, и маисовые лепешки, tortillas.

Это не было любимой едой Альмена, но выражать недовольство он не мог. Слишком давно уже он не давал Карлосу денег на ведение хозяйства.

Они вошли в единственное помещение домика, хоть как-то отвечавшее запросам Альмена: в библиотеку. По площади она была вдвое просторнее дома садовника. Вдоль стен стояли массивные книжные полки, по которым — если присмотреться — было заметно, что когда-то они были встроенными. Помещение выглядело необычайно светлым как для этой погоды, так и для тенистого местоположения. Библиотека была из стекла и в прошлом представляла собой оранжерею имения.

Ее бетонный пол устилали ковры, тут имелась группа сидений «ар-деко», конторка, секретер со столешницей для письма, шведская печь с двумя удобными креслами из потертой кожи и передвижная библиотечная лесенка из красного дерева. Несколько торшеров обеспечивали хорошее освещение для чтения ночью, а немного неисправная люстра служила для создания праздничной атмосферы.

В задней части оранжереи стоял черный рояль «Бехштейн». Альмен был одаренным, но несколько небрежным пианистом и раньше иногда играл для своих гостей барную музыку. Он и теперь время от времени импровизировал сам для себя — ради того, чтобы снять напряжение дня.

Альмен сел в кресло для чтения и достал из кармана письмо. Карлос придвинул приставной столик в пределы досягаемости Альмена и поставил на него аперитив: шерри.

На конверте красовался герб Королевства Марокко и росчерк его генерального консульства. Адрес получателя был написан чернильной авторучкой. Альмен вскрыл конверт и извлек письмо.

Той же ручкой на листе было написано: «12 455 — включая проценты. Последний срок — среда!! Иначе…!!!»

Подписано: «Х. Дериг».

Альмен почувствовал стеснение в груди, какое у него возникало при внезапных неприятностях. Он поменял местами письмо и шерри на приставном столике и сделал глоток. Дериг все правильно просчитал. Альмен действительно из принципа никогда не открывал писем, в которых предполагал что-нибудь неприятное. Тем самым он берег свое спокойствие, которое считал необходимым в своей ситуации.

Он никак не мог ожидать от неотесанного Дерига этого трюка с генеральным консульством Марокко. Откуда у него вообще взялась эта почтовая бумага на фирменном бланке?

Альмен отпил еще один глоток шерри и попытался вытеснить мысли о Дериге. Этот человек был самым неприятным его кредитором. Агрессивный, возможно даже способный к насилию. Крупный торговец антиквариатом с Нагорья. У него были целые ангары, полные товара, который он продавал розничным торговцам, зачастую без всякого бухгалтерского учета. Альмен знал его с прежних времен. Не раз обнаруживал в хаотических складских завалах Дерига, среди грубо сколоченной деревенской мебели, запыленной конской упряжи и источенных червями самопрялок красивые коллекционные вещи. В те времена, когда Альмен еще собирал свою коллекцию, он был постоянным покупателем Дерига. Желанным клиентом, поскольку не раз случалось так, что он платил больше, чем Деринг запрашивал. Не из симпатии к тому, а для того, чтобы его нельзя было заподозрить в том, что он гоняется за дармовщинкой. Альмен презирал дармовщинку. Она была ниже его достоинства, и он полагал, что она ниже достоинства всякого человека. Вещи должны стоить столько, сколько заслуживают, все остальное просто подло.

Именно этой позиции он был обязан тем, что Дериг начал записывать ему в кредит. Долгое время держался Альмен на поверхности за счет того, что продавал отдельные предметы из своей коллекции. Когда же коллекция сократилась до самого незаменимого — того, с чем невозможно расстаться — из практических ли соображений или по сентиментальным причинам, — он начал покупать предметы подешевле и перепродавать их с выгодой для себя. Настало и такое время, когда он больше не мог позволить себе презирать «дармовщинку»: в его ситуации уже не приходилось быть разборчивым. К его поставщикам принадлежал и Дериг, и так накопился этот долг. Дважды он напоминал об этом Альмену лично, а когда Альмен перестал у него появляться, присылал пару раз письма, так и не распечатанные. И вот теперь это письмо с угрозой.

Альмен допил шерри, откинулся головой на спинку кресла и уставился в потолок. Моросящий дождик усилился до упорного затяжного дождя, который струился по стеклянной крыше беспокойными разводами.

В уголке рамы соединение было неплотным, и образовалась протечка. Надо будет сказать об этом Карлосу. Он тогда отметит мокрое место на полу клейкой лентой, а позднее — посуху — залепит протечку замазкой. Одна из множества обязанностей Карлоса.

Вот он позвал Альмена обедать. Карлос настаивал на пунктуальности, поскольку, когда часы пробьют два, он обязан будет вернуться к оплачиваемой работе в качестве садовника и домоправителя при основной вилле.

В течение всего обеда он прислуживал Альмену, хотя Альмен уже не раз требовал, чтобы тот садился за стол и обедал вместе с ним. Карлос упорствовал и сам всегда обедал в кухне.

После того, как со стола было убрано, а посуда сгружена штабелем в раковину, Альмен услышал, как Карлос поднимается к себе в мансарду по лестнице. Вскоре тот снова вышел в своей одежде для работы в саду и в дождевой накидке и спросил:

— Что-нибудь еще, дон Джон?

— Нет, спасибо, Карлос, — ответил Альмен.

Карлос пожелал ему счастливого дня, еще раз зашел в библиотеку и пометил на полу мокрое место, про которое Альмен давно забыл.

После обеда Альмен имел обыкновение ложиться на полчаса. Эта маленькая сиеста не только освежала его, она каждый день позволяла ему осознать привилегию быть человеком без определенных занятий. Спать, когда вся страна предается полезной деятельности, — это давало ему долгие годы чувство счастья, знакомое остальным разве что по школьным прогулам. Он называл это теперь «прогуливать жизнь».

В этом было нечто деликатесное: отделиться занавесом от наружной суеты, заползти в нижнем белье под прохладное пуховое одеяло и с полузакрытыми глазами слушать далекие шорохи мира. Чтобы вскоре очнуться — удивленным и ожившим.

Его спальня была почти целиком заполнена огромной кроватью, книжной полкой для ночного чтения и двумя платяными шкафами для соответствующей сезону части его гардероба — остальное хранилось в помещении прачечной.