Гнев и радость - Дженнифер Блейк

— От него мало пользы. Например, его вряд ли найдешь в телефонной книге.

— Рей Табэри, — представился он.

— Каджун?

— Смесь франко-испанского креола с каджуном, если вам это что-нибудь говорит.

— Это значит: смесь французской и испанской крови, но рождены вы за океаном; в вас течет кровь французов, вытесненных из Новой Скотий англичанами более двух столетий назад.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Вы изучали историю Штата?

— Конечно. Я ведь сама тут родилась, хотя мои предки — чистые англичане, ирландцы и валлийцы.

— Вряд ли чистые, — сказал он.

По его кривой усмешке нельзя было судить, хотел ли он сказать что-то хорошее. Но ее это и не волновало.

Лодка причалила к берегу, где у причала стояли два катера кинокомпании. Люди на берегу сбивали деревянную платформу для завтрашних съемок, негромко переговаривались, готовили что-то в большом котле на газовой плитке. Все они с некоторым интересом восприняли неожиданное появление лодки. Видимо, ей не удастся вернуться в свой дом на колесах, не ответив на вопросы любопытных.

Решив быть гостеприимной, Джулия произнесла:

— Я могу вам предложить чего-нибудь выпить, если вы побудете у нас.

— Благодарю, лучше в другой раз. — Выходя, он не выключил мотор. Он подал ей руку, и она выпрыгнула из лодки, обрызгав его каплями со своего платья. Слова ее благодарности были краткими и скупыми. Она собралась уйти, но он еще держал ее за руку.

В нерешительности она посмотрела на него. Он как-то странно разглядывал ее в свете ртутных ламп.

— Да? — вопросительно проговорила она, слегка подняв брови.

Он не ответил. Положив булинь (беседочный узел), который он держал для устойчивости лодки, он взял Джулию за вторую руку, развел их в стороны и внимательно осмотрел. Когда же она попыталась высвободиться, он запустил свои пальцы под ее волосы, как бы массируя ее шею.

— Что вы делаете? — спросила она с раздражением, не в последнюю очередь вызванным тем, что голос у нее слегка дрожал.

Он опустил руки, вновь провел ими по ее рукам и взял ее за запястья.

— Поднимите подол, — тихо сказал он.

— Вы с ума сошли!

— Нет еще, — ответил он с какой-то, как ей показалось, озорной улыбкой. — Я только хочу посмотреть, нет ли у вас пиявок.

— Пиявок?

— Вполне возможно.

— Ни в коем случае.

— Конечно, если вы предпочитаете дать им сосать вашу кровь, нежели показать мне ноги. Но предупреждаю: они не отвалятся, пока не станут раз в десять больше, а у вас могут остаться шрамы.

— Пустите, я сама посмотрю.

— Вы сами не рассмотрите все, что нужно.

Слова его не внушали доверия, но, кажется, неприятные ощущения у нее были не только от воды и холода. Каким-то образом ему удалось загородить ее от глаз любопытных. Он посмотрел на нее пристально, чуть с вызовом, и трудно было сказать, как он поступит, если она откажется. Хотя он держал ее за руки осторожно, хватка его могла стать железной.

— О Господи! — вскричала она в отчаянии. Она высвободила руки и подняла подол до середины бедер. Он наклонился и стал обследовать ее ноги. Его прикосновения были беглыми и бесстрастными. Казалось, прошло очень много времени, пока он сказал:

— Все в порядке. Вы чисты.

— Большое спасибо, — ответила она деревянным голосом.

— На здоровье, — произнес Рей и, помедлив, уже без насмешки добавил:

— И примите извинения.

Извинения за что: за то, что искупал ее в реке, или за поиски пиявок? Этого ей узнать не удалось. Он вернулся на свою лодку и отчалил. Исчез он с таким же шумом и грохотом, как и возник.

Джулия смотрела вслед, пока лодка на воздушной подушке не скрылась за поворотом. Потом она взглянула на свое мокрое и грязное платье и на ноги, испачканные в грязи и иле. От прически и макияжа ничего не осталось. Мало того, она познакомилась с мужчиной, который выловил ее из воды не то как ведьму, не то как какое-то безответное существо. Как она могла быть настолько безрассудной, она не понимала.

Джулия покачала головой и невесело рассмеялась: какое ей дело, как она выглядела и что может подумать об этом человек, прозванный «Болотная Крыса».

Рей Табэри был из тех мужчин, которых она недолюбливала и которым не доверяла. Ей казалось, что он был одним из тех самонадеянных самцов, для кого женщины были вроде игрушек, кто считает, что все конфликты надо решать силой, кого трудно смутить. Совсем не то, что Аллен Грейвсенд. Рею далеко до ее жениха и продюсера.

Кроме того, с ним что-то неладно. Он отвечает на вопросы явно уклончиво, и под его страшно длинными ресницами — глаза скрытного человека.

Опять фантазии. Может быть, вся тайна в том, что он женат. Этот человек — просто амбициозный всезнайка, как ее отец.

И все же он ей понадобится. Понадобится только для съемок фильма. Больше ни для чего.

Это пришло ей в голову, когда он рассказывал о своем болоте и своем каджунском происхождении. Она всегда хотела, чтобы в ее картинах все было подлинным, настоящим. От этого зависит выразительность картины, ее дух. С самого начала работы ее беспокоили съемки на болоте, на реке, их достоверность, как и достоверность изображения каджунского характера и образа жизни этих людей. Ей очень важно было знать мельчайшие подробности.

Табэри может ей помочь в этом. Его надо убедить.

Меньше всего Рей Табэри желал иметь дело с кино. Он не поддавался уговорам с тех пор, как понял, чего хочет Джулия. Раз сказав «нет», он продолжал повторять это, слушая ее рассказы о том, как она хочет изобразить его болото и народ каджунов, к которому он принадлежал. Он отказывался, когда она предлагала ему должность технического директора с полугодовой оплатой среднего работника и премией, если картина выйдет досрочно. Он с благодарностью отказывался, когда она говорила, что без него картина будет лишена подлинности.

Нетрудно было предсказать его ответ, труднее было дать ему понять, что, когда она примет его отказ, она, очевидно, никогда больше не будет разговаривать с ним. На днях Рей интересовался цветом ее глаз. Теперь он знал: они нежно-зеленого цвета, как трава зимой на здешних просторах. Еще они ясные и серьезные, умные, без намека на кокетство во взгляде. Он сам не знал, лучше или хуже то, что она обходится без традиционно женских способов убеждения.

Она продолжала настаивать, но результат был тот же. Было время, когда такая длинноногая девица, одержимая разными идеями, могла добиться от него того, что ей было надо. Да и сейчас он, бывало, ловил себя на том, что любуется ее губами, глазами, овалом лица. Она была ниже его ростом, темно-зеленое платье из хлопчатобумажной ткани, надетое на нее, было перепоясано широким замшевым поясом, который так стягивал ее талию, что, казалось, ее можно обхватить двумя пальцами.