Темная весна - Уника Цюрн

Какое облегчение для девочек, когда жена учителя в один прекрасный день появляется перед школой снова стройная и красивая. Она толкает перед собой коляску. Все девочки хотят приласкать младенца. Ребенок избавляет их от мыслей о взрослых проблемах, от которых они пока далеки. Постепенно он снова поднимается на прежнюю высоту над ученицами. Все в порядке.

Но мир длится недолго. Однажды летним днем, когда она возвращается домой из школы с подружкой, — улицы пустынны в этот полуденный час — они встречают человека на велосипеде. Отвратительная, ужасная нагота сияет, ослепляя и вгоняя в дрожь, из его расстегнутых штанов прямо им в глаза. Он подзывает их поближе и приказывает коснуться чудовищного предмета, который им кажется не меньше полуметра длиной. В смертельном страхе они хватают друг друга за руки и со всех сил бегут домой. Но ноги словно увязают в глине, им кажется, что они не могут двинуться с места, как в страшном сне. Убежденные, что голый предмет все растет и вытягивается и преследует их, они из последних сил вбегают в дом и захлопывают за собой дверь. Они врываются в кабинет отца, который спокойно диктует секретарше письмо. В неловких выражениях они рассказывают ему, что случилось. Отец спрашивает, не собирался ли человек просто пописать на улице. Но когда они говорят, что человек на велосипеде хотел, чтобы они потрогали его чудовищную штуку, он звонит в полицию. Полиция спрашивает, как выглядел человек, но они не помнят ничего, кроме той штуки у него между ног.

Наверху, в своей комнате, она подбегает к окну и смотрит вниз. Человек испарился, улица пуста. Осмелев в безопасности, подружка говорит: «Если бы он сейчас был еще там, я бы пошла и потрогала его штуку». И на них нападает долгий истерический смех. Их возбужденная фантазия рисует им картины одна невероятнее другой — что бы было, если бы человек с велосипедом еще стоял на улице. Теперь, когда прошел первый шок, он бы с легкостью уговорил детей и добился желаемого, но он про это не знает. Он ищет новых жертв. Ему нравится шокировать девочек. «Он бы, наверное, убил нас и закопал в Груневальде, если бы мы отказались делать, как он хочет», — задумчиво говорит она.

«Я бы хотела, чтобы он стоял на улице. Я бы пошла и потрогала его штуку», — повторяет подружка. «Виноват не убийца, а жертва». (Эту фразу произнес известный берлинский адвокат во время нашумевшего в двадцатые годы процесса.)

Опасности окружают. Обе знают об этом. Но в опасностях есть своя прелесть — они спасают от рутины, от ежедневной скуки.

Они со служанкой идут за покупками, и им встречается мужчина, который бросает им в лицо непристойность — слово, которое дети произносят только шепотом и которое означает совокупление. Она делает вид, что не поняла, что это значит, и мучает служанку, чтобы та повторила. Служанка краснеет и молчит. Мир вдруг переполняется такими словами. Как будто других слов больше нет. Мысли всех окружающих теперь как будто вращаются только вокруг секса.

Казалось бы, для нее уже нет никаких секретов. После случая с братом она знает все. Ей десять лет. Она чувствует пустоту и печаль. Она недовольна, что у отца есть непристойные книги. Ее отец! Ее бог! Он разочаровал ее, как и любимый учитель. От матери ничего хорошего ждать не приходится. Она давно уже это знает. Это не такая женщина, которую можно уважать. Она эгоистична и думает только о собственном покое и комфорте. Когда она хочет зайти к матери в комнату, приходится долго стучать в дверь, но и тогда не наверняка впустят. Что она делает целыми днями у себя в комнате? Что касается домашних дел, она не пошевелит и пальцем, чтобы не запачкать своих наманикюренных ручек. Она не выходит в сад и никогда не играет со своими детьми. Но к ней приходят посетители, множество посетителей. Она элегантно одевается, несмотря на полноту. Ведет себя, как светская дама. У нее высокий деланный смех. Она так часто красит волосы, что все давно забыли, каков их натуральный цвет. Она отчаянно борется с жиром и дряблостью бесформенного тела. «У моей матери трое мужчин», — рассказывает девочка всем, кто готов слушать. И действительно, два посетителя ходят к матери чаще, чем отец.

Иногда, когда ей особенно одиноко, она стучит в дверь спальни матери, и иногда ее впускают. Она видит, как мать сидит за столом, делая заметки в дневнике. Каждый день она делает заметки. В письменном столе лежит уже больше двадцати таких дневников. Что в них написано? Иногда, в приступе одиночества, она обнимает мать, но та отодвигает ее, как будто это мебель, а не ребенок. Она дает дочери пинцет и приказывает выщипывать седые волосы с ее головы. Это скучное занятие, и девочка соглашается, только если за каждый седой волос ей дадут пять пфеннигов.

С братом она по-прежнему во вражде. Она шантажирует его: «Если не дашь мне покататься на велосипеде, расскажу матери, что ты со мной сделал». Велосипед новый и красивый, и брату он очень дорог. Но что делать. Он дает ей велосипед на час. Она на всей скорости врезается в грузовик. За починку велосипеда ей приходится платить из своих карманных денег. Все идет наперекосяк. Дни непереносимы, полны мелких неприятностей. И солнце светит с глупого, вечно голубого неба. Ей приходится спасаться в самых отчаянных фантазиях, чтобы переносить эту жизнь. Надеясь найти утешение в войне с братом, она провоцирует его: «Если ты не вернешь мне деньги за починку велосипеда, я расскажу матери, что ты делал ее массажным аппаратом». Брат бьет ее. Она царапается и кусается. Она слабее, чем он. Плача от злости, она закрывает дверь на щеколду. Нет, она больше не выйдет из комнаты. Она не будет есть и умрет от голода и страданий.

В школе одна девочка рассказывает ей, что влюблена в человека с моноклем. Ее это раздражает, она ревнует. Она рассказывает подружке, что влюблена в графа, который живет на ее улице, и что у него золотые зубы.

Они хвастаются друг перед другом воображаемыми встречами с мужчинами. Лидия Гилле, с которой она сидит за одной партой, рассказывает о том, что играет в доктора со своим дядей. Например, дядя придумывает, что у Лидии болит низ живота и поэтому он будет делать ей операцию. Он раздевает ее и кладет в ванну. Он включает теплую воду и прикладывает душ к ее «ране». Когда Лидия заново пересказывает эту историю, она сует руку в трусики и быстро- быстро водит там рукой. Ей нет дела, что другие смотрят. Онанизм на людях только усугубляет удовольствие.

Вдруг, сама не зная как, она влюбляется в Экберта. Китайское неподвижное лицо и молчаливость делают его загадочным. Он самый интересный мальчик из всех ее знакомых.

Они забираются на чердак, закрывают за собой тяжелую железную дверь и смущенно молчат. Оба думают об одном и том же: поцелуй. Экберт на два года старше.

Ни он, ни она еще ни разу в жизни не целовались по-настоящему. Экберт слышал, что надо открыть рот и что-то делать языком. Как сложно! Ему кажется, он не сможет. Он очень стесняется. Он берет бумагу и карандаш и пишет первое любовное письмо: «Я тебя люблю! Вечно твой Экберт».

Это письмо кажется ему бесконечно длинным и смелым. Ведь он думает о всех невысказанных вещах, которые хочет сказать ей и о которых она догадывается, если тоже его любит, а значит, чтобы прочитать это письмо, потребуются долгие часы. Он не решается дать письмо ей прямо в руки. Она залезает на деревянную лошадку в углу и делает вид, что забыла о его присутствии. Она тайком следит за ним краем глаза, когда он карабкается по приставной лестнице и оставляет письмо в щели люка в крыше. Он слезает с лестницы и идет копаться в ящике с игрушками, который стоит в одном из чердачных отсеков. Она благодарна, что он не настойчив. Она поднимается по лестнице и берет письмо. Они изобретают шифр, чтобы никто другой не мог прочесть их письма. Осторожно, осторожно, никогда не знаешь, что может случиться! Наверняка есть смертельные враги, способные помешать их любви.