Огненное погребение - Владимир Нестеренко

Все – татары.

КАБАН: Вы чего, волоебы?!

ХОЗЯИН (с акцентом): Сюда больше не приходи, понял? Нет денег, автомат поломан.

КАБАН: Ты, хуйло, ты чего?! Всадить баблос – так нормальный, а выкатать – поломан?!

Первый охранник толкает Кабана ладонью в лицо. Кабан падает с невысокого крыльца, вскакивает и бросается на охранника. Ударив охранника кулаком в пах, Кабан запрыгивает ему на спину и бьет несколько раз, с размаху, внутренней частью кулака, по голове, в ухо, охранник закрывается руками.

На, петух! На! На! На!

Второй охранник хватает Кабана сзади за шею и оттаскивает от Первого охранника, Хозяин неловко – мешает большой живот – бьет Кабана ногой. Пер вый охранник приходит в себя и бросается к Кабану, который пытается освободиться от захвата.

АНДРЕЙ: Эй, вы! А ну отпустили!

ХОЗЯИН: Ты чего хочешь?

АНДРЕЙ: Отпустили его, быстро!

Первый охранник поворачивается к Андрею и делает шаг в его сторону.

ПЕРВЫЙ ОХРАННИК: Пошел на хуй, черт!

Андрей, разжав кулаки, бросает проволоку и ведро, очень быстро, приставным шагом подскакивает к охраннику, носком передней ноги зацепляет переднюю ногу охранника, тот теряет равновесие, той же ногой Андрюха бьет его в пах и, сменив в прыжке ноги, бьет в пах второй ногой. Первый охранник сгибается, приседает, затем валится на бок, сжавшись в «позу зародыша», зажав руки между ногами. Не отвлекаясь на него, Андрюха так же, приставным шагом, подскакивает к Хозяину и бьет его левой рукой, ладонью, местом между большим и указательными пальцами, расставленными в виде рогатки, в кадык, захватывает кадык, рвет на себя, затем этой же рукой, отпустив горло Хозяина, растопыренными пальцами бьет в глаза и, приблизившись вплотную, бьет его локтем в челюсть. Хозяин падает, ударяется головой о бордюр, бледнеет и храпит. Второй охранник отпускает Кабана.

ВТОРОЙ ОХРАННИК: Э, все, мужики, все! Все нормально!

Кабан с разворота бьет его коленом в пах, тот отлетает и выбивает спиной витрину павильона, падает внутрь, осколки витринного стекла в крови.

КАБАН: Теперь, блядь, нормально!

Из павильона выбегают посетители. Андрей бросается бежать, Кабан бежит за ним. Добежав до забора, они перемахивают его, бегут по территории заброшенного завода, перелезают через еще один забор, бегут переулком, сворачивают на безлюдную улицу.

КАБАН (задыхаясь): Все, хорош, не найдут.

АНДРЕЙ: До кладбища добежим, вон, на горке.

КАБАН: Сейчас… Дай отдышаться… Не могу…

АНДРЕЙ: Ты, Саня, со спортом не дружишь. Напрягись, сто метров осталось.

Кабан изумленно смотрит на Андрея.

* * *

Забегаловка у кладбища, навес, столики. Вывеска: «Тихий уголок».

Посетителей нет, Андрей и Кабан сидят за столиком без скатерти, водка в графине, закуски нет, пакет сока.

КАБАН: Андрюха! Давай, братан, за встречу!

АНДРЕЙ: За встречу!

Выпивают.

Только я не Андрюха. Я Коля. Николай Иванович, а по-простому, по колхозному, – Колян.

КАБАН: Понял. Сколько не виделись, Николай Иваныч?

АНДРЕЙ: Не помню. Узнал сразу, а когда последний раз виделись, – не помню.

КАБАН: Я десятку сидел. На воле три года. Получается, тринадцать лет.

АНДРЕЙ: Меньше. Я к тебе на зону приезжал, с Рыжим и Ежом, помнишь? Двенадцать.

КАБАН: Точно. Ежа еще на свиданку не пустили, он, черт бухой, по ходу мусора послал. Говорили, тебя увалили. Там (машет головой). За бугром. В цинке привезли.

АНДРЕЙ: Про цинк гонят, говорили, что прикопали, как собаку, в лесу.

КАБАН (наливает): Чудеса. Здесь, в Крыму, случайно встретить, да еще в таких вот обстоятельствах. В стесненных.

АНДРЕЙ: Случай. Хуже, когда терпилу встречаешь. Ты его забыл давно, а он тебя помнит.

Кабан смеется.

Ладно, Саня, разбиваем понт, мне еще машину забрать надо, собака там у меня, воет, наверное.

КАБАН: Запиши телефон. Мы еще пошпилим неделю и дальше поедем. Давай увидимся, посидим в нормальном месте, с женой познакомлю.

АНДРЕЙ: Диктуй.

КАБАН: Сейчас (достает коммуникатор, нажимает кнопки). Я так не помню.

* * *

Москва, кладбище.

Заезжает похоронная процессия. Катафалк, несколько легковых автомобилей, похоронных автобусов нет, людей немного.

Видно, как выносят гроб, четыре венка, за гробом идут Марина, Люба, Саша, Алексей Степанович, еще несколько человек. Марина и Люба в трауре, рыдают.

Картинка меняется, вид на похоронную процессию через объектив видеокамеры, которая снимает через затемненное стекло автомобиля, припаркованного вдалеке от могилы, камера наезжает.

ГОЛОС: ЗА КАДРОМ (с легким южным акцентом): А это кто там идет с его любовницей?

ДРУГОЙ ГОЛОС: Телка какая-то. Не видел раньше.

Камера увеличивает и показывает Любу, она идет рядом с Мариной, но в отличие от нее – не плачет, у Любы спокойное лицо, время от времени она вытирает сухие глаза платком.

* * *

Комната для переговоров, большой стол красного дерева, плазменный телевизор, дорогой дизайн.

Цвета в интерьере – похоронные, металлизированные краски, красно-коричневые, с золотом, стены.

На столе стоит портрет Савелюшкина с траурной лентой.

За столом – Саша, Марина, Алексей Степанович и Николай Михайлович.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ: Итак, господа, похоронив Артура Альбертовича, пора нам самим понять, на каком свете мы находимся.

АЛЕКСЕЙ СТЕПАНОВИЧ: Собрание миноритарных акционеров предлагаю считать открытым.

САША: Я не акционер. Может, я пойду?

АЛЕКСЕЙ СТЕПАНОВИЧ: Саша, мы тоже не акционеры. Артур все, что у нас было, оформлял на себя. У меня пять процентов в фирме и у Николая – пять, а на балансе имущество – два компьютера и автомобиль «Волга».

САША: А куда же все делось?

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ: Вот здесь мы рассчитываем на твою помощь. Ты же водитель был, всегда с Артуром, думаю, больше нашего знаешь. Ты и Марина.

МАРИНА: Не знаю я ничего. Квартира, где мы жили, на Артуре, офис этот – в аренде, на год с правом продления. Я только судилась по его делам, вот и вся юридическая помощь. Смешно сказать, пять лет с ним, не знаю ничего.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ: Говорил я покойному, надо «в белую» работать, закончилось время. Давно говорил.

АЛЕКСЕЙ СТЕПАНОВИЧ: Практически все свои активы Артур вложил в землю. Два участка в Москве, под застройку. Семь десятых и полтора гектара.