Сага о Рунном Посохе - Майкл Муркок

— Все эти рассказы, как правило, сильно приукрашены, мой друг. Тебе первому следовало бы это знать. Меня и самого некогда обвиняли в…

— Я думаю, — прервал его Ноблио, — что подобные истории не приукрашивают истину, а лишь скрывают ее. Если деяния гранбретанцев так отвратительны, то каковы же их тайные пороки?

— Страшно даже помыслить… — с дрожью в голосе поддержала его Иссельда.

— Да, — повернувшись к ней, продолжал Ноблио. — Мало у кого хватит духу поведать обо всем, что довелось увидеть и пережить. Империя несет Европе лишь видимость порядка. На самом деле это хаос, калечащий людские души.

Граф пожал плечами.

— Что бы они там ни делали, все это преходяще. Порядок требует жертв. Помяни мои слова.

— Но цена слишком высока, граф.

— Высока для кого? Что мы видим повсюду? Европа распадается на мелкие княжества, всюду бесконечные войны… Мало кому удается прожить жизнь, ни разу не обнажив клинок. И эти бесконечные перемены… По крайней мере, Гранбретания несет с собой постоянство.

— Она несет страх, мой друг. Я никак не могу с тобой согласиться.

Налив себе вина, граф выпил и, зевнув, заявил:

— Ты слишком трагически смотришь на вещи, Ноблио. Если бы тебе довелось пережить столько же, сколько и мне, ты бы понял, сколь быстротечно любое зло: оно либо рушится само, либо его уничтожают другие. Не пройдет и ста лет, как гранбретанцы станут самым обычным, мирным народом.

С этими словами граф подмигнул дочери, но она, видимо, в душе соглашаясь с Ноблио, не улыбнулась в ответ.

— Эти дикари слишком порочны, чтобы время могло их исправить, даже через века. Посмотри хотя бы, как они выглядят! Носят отвратительные звериные маски, какие-то странные одеяния, которые не снимают даже в жару… и потом — эти их жесты, походка… Все в них заряжено безумием, и это безумие заразно. — Ноблио покачал головой. — А мы своей пассивностью только подстегиваем их. Нам бы следовало…

— Сейчас нам следует пойти спать, друг мой. Не забудь, завтра — первый день празднества.

Устав спорить, граф кивнул Ноблио и поднялся с места, а затем, нежно поцеловав дочь, покинул зал.

Окончание сбора урожая отмечается в Камарге большим народным гуляньями. Дома украшают цветами, люди достают из сундуков праздничные одеяния, по улицам водят молодых бычков, торжественно марширует гвардия. А ровно в полдень на городской окраине в древнем амфитеатре устраивают корриду.

По всему амфитеатру тянутся каменные скамьи, на которых на специальных подушечках рассаживаются зрители. С южной стороны находится небольшая ложа с красной черепичной крышей и двумя колоннами, украшенными искусной резьбой. Багряные занавеси закрывают ложу с двух сторон. Это место графа Брасса, его дочери Иссельды, Ноблио и старого фон Виллаха.

Отсюда открывается прекрасный вид на арену. Слышны взволнованные разговоры зрителей и нетерпеливое фырканье быков в загонах.

Но вот уже шестеро стражей в шлемах с перьями и небесно-голубых накидках протрубили в фанфары. Рев бронзовых труб перекрыл хрип быков и гомон веселящейся толпы. Поднявшись с места, граф Брасс шагнул вперед.

Завидев его, толпа принялась аплодировать, и граф улыбнулся, приветственно вскинув руку. Когда же наконец наступила тишина, он произнес положенные слова:

— Возлюбленные жители Камарга! Сама судьба хранит вас от бедствий Тысячелетия Ужаса. Вам была дарована счастливая жизнь, и сегодняшний праздник лучшее тому подтверждение. Предки ваши, благодаря мистралю, очистившему воздух, были спасены от гибельного яда, принесшего другим народам вырождение и гибель, и потому сегодняшний наш праздник посвящен ветру жизни.

Толпа вновь взорвалась восторженными криками и аплодисментами, затрубили фанфары, затем на арену ворвались двенадцать огромных белых быков с горящими красными глазами. Они принялись метаться по кругу, раздувая ноздри, и рога их блестели на солнце… Этих быков к нынешнему празднеству готовили целый год, и сегодня против каждого из них выйдет безоружный человек, который попытается сорвать у свирепого зверя пестрые ленты, что повязаны у того на рогах и на шее.

Наконец всадники, приветствуя зрителей, выехали на арену и принялись теснить быков в стойла. Едва лишь животные вернулись на место, как на арену выехал распорядитель праздника с золотистым рупором в руках. На нем был пестрый плащ всех цветов радуги и синяя широкополая шляпа. Голос его, усиленный рупором и отражавшийся от стен амфитеатра, походил на рев рассвирепевшего быка. Торжественным тоном он объявил имя первого животного: им стал Краснорог из Эгморта, принадлежавший известному скотоводу Понсу Ячару, затем провозгласили и имя тореадора, Мэтана Джаста Арлийского. Как только распорядитель покинул арену, из-под трибун вылетел Краснорог. Его огромные сверкающие рога были украшены багряными лентами.

Зрители принялись бросать цветы на арену, стараясь задеть широкую белую спину Краснорога. Огромный бык, рост которого был не менее пяти футов, вздымая клубы пыли, резко развернулся.

И в этот миг, совершенно незаметно, у края арены показался человек в черном: на нем были черный, расшитый алыми шнурами плащ, черный с золотом камзол, черные брюки и высокие сапоги. Это был Мэтан Джаст. Молодое смуглое лицо его было серьезным и настороженным. Сняв широкополую шляпу, он отвесил поклон зрителям, затем повернулся к Краснорогу. Тореадору лишь недавно исполнилось двадцать, однако он уже успел прекрасно проявить себя на предыдущих трех состязаниях. Женщины принялись бросать ему цветы, а Джаст, скинув плащ, начал размахивать им у Краснорога перед носом, одновременно галантно приветствуя своих поклонниц и посылая им воздушные поцелуи. Сделав несколько шагов ему навстречу, бык нагнул голову, выставив вперед рога, а потом ринулся на тореро.

Вовремя отскочив в сторону, Мэтан Джаст ловко сорвал с рогов быка первую алую ленту, и толпа разразилась аплодисментами. Бык, стремительно развернувшись, вновь бросился вперед, и снова Джаст в самый последний миг сумел увернуться от удара и сдернуть ленту. Зажав трофей в зубах, он поприветствовал сперва быка, а потом и зрителей.

Обычно первые две ленты достать было несложно, поскольку их повязывали высоко на рогах животного, так что Джаст добился своего почти играючи. Но вот чтобы сорвать нижние ленты, ему придется проявить куда большую ловкость и умение.

Граф Брасс наблюдал за тореадором, не скрывая восхищения, чем вызвал улыбку дочери.

— Взгляни, как он прекрасен, отец. Он движется, словно танцует.

— Да, настоящий танец со смертью, — с серьезным видом отозвался Ноблио.

Лишь старый фон Виллах словно бы совершенно не интересовался происходящим и смотрел куда-то вдаль, откинувшись на спинку кресла. Впрочем, возможно, он попросту был подслеповат, но не желал в этом признаться.

Тем временем бык вновь устремился на тореадора, но Мэтан Джаст уже ждал его, метя пыль полами плаща. И когда бык оказался совсем рядом, Джаст совершил высокий прыжок, перевернулся в воздухе прямо через Краснорога, едва не коснувшись его головы. Бык замер в замешательстве, упершись копытами в землю, а затем развернулся прямо к смеющемуся человеку.