Классы наций. Феминистская критика нациостроительства - Елена Гапова

Многие исследователи считают главными событиями конца ХХ века образование независимых национальных государств в Евразии. Полагая, что Советский Союз был «тюрьмой народов», а причиной его распада стал национальный вопрос, они трактуют постсоветские национальные конфликты (в том числе войну в бывшей Югославии) как следствие советской национальной политики. Другие видят важным следствием «исчезновение социальной защищенности» (если пользоваться советской терминологией) и особенно очевидное в первое постсоветское десятилетие обнищание населения. Иногда при обсуждении постсоветских трансформаций возникает тема гендерного неравенства: в конце 1990-х некоторые исследователи постсоциализма были склонны считать его основным результатом реконфигурацию гендерных отношений в сторону формирования системного превосходства мужчин над женщинами[21].

Я предполагаю рассматривать все названное не как отдельные явления, а как проявление одного общего процесса, а именно классообразования. Основной процесс, происходящий в нашей части света в явном виде с 1991 года, но зародившийся ранее и ставший видимым во время перестройки, есть формирование экономического неравенства. Моя гипотеза состоит в том, что создание независимых национальных государств стало той формой, которая позволила легитимировать формирование классовой стратификации, представив весь процесс как «освобождение народов». Глубинной причиной распада СССР явилось начало вызревания «классов» и перехода от статусного неравенства к экономическому, выразившееся в борьбе различных типов элит. Гендер же есть то наиболее элементарное социальное разделение, вне которого невозможны ни национальные, ни классовые преобразования, поэтому реконфигурация гендерных отношений с необходимостью в них присутствует. Это последнее важно для понимания причин слабости постсоветского женского движения, действующего в рамках «других» политико-социальных проектов. Ниже я постараюсь свести воедино три категории социальной стратификации – гендер, нацию и класс – в их взаимодействии в постсоветских странах.

Михаил Горбачев в своей книге «Перестройка», перечисляя причины, подтолкнувшие его к осознанию необходимости перемен, указывает неудовлетворительный уровень потребления, а также возникшее у многих советских людей стремление к материальному накоплению[22]. Свидетельства этих тенденций можно найти в культурных свидетельствах времени, например в фильме начала 80-х «Блондинка за углом» (с Андреем Мироновым и Татьяной Догилевой в главных ролях). Сюжет его таков. Он – тридцатипятилетний астроном, «интеллигент в очках», ушедший работать грузчиком в универсам. Шаг этот, ставший предпосылкой для комедии, был хоть и гротескным, но понятным советскому человеку. В обществе, где водители автобусов получали больше врачей, интеллектуальные профессии в какой-то момент потеряли престиж, и слово «инженер» стало синонимом неудачника. Теперь работа героя – приносить в торговый зал пакеты с луком и картошкой, и в выполнении ее он неадекватен, как Пьер Безухов на Бородинском поле. Она – молодая продавщица, «розовая блондинка», интеллектуально наивная, но прекрасно сознающая те преимущества, которые несет с собой работа в торговле в условиях постоянного дефицита всего. В отличие от астронома Она не беспокоится о том, что дело ее жизни лишено драйва и социального признания, потому что получает свидетельства своей нужности людям ежедневно. Обладая связями в различных сферах, Она имеет доступ к любым товарам, услугам или культурным событиям. Жалея неуклюжего сослуживца, Она вместе с тем испытывает благоговение перед его рассеянностью и неприспособленностью, видя в них знаки принадлежности к особому кругу, в который, несмотря на все свои связи, она не вхожа.

Они начинают встречаться, и Она показывает Ему социализм, о существовании которого Он не подозревал: мир элитных ресторанов, ведомственных саун, закрытых кинопросмотров и театральных премьер; все удовольствия для избранных, вплоть до празднования Пасхи в подмосковном монастыре, что в условиях государственного атеизма является апофеозом элитарности. Поэтому на всенощную собирается весь бомонд: московская богема, западные дипломаты, а также нужные люди (нýжники) – директора магазинов, слесари автосервиса и билетные кассиры, которые могут достать итальянскую плитку, финский унитаз и билеты на юг в разгар сезона. Иначе говоря, все те, кто «заведует» распределением в обществе, где итальянской плитки на всех не хватает и где вдруг все одновременно начали осознавать, что без нее счастья быть не может.

Она мечтает о совместном будущем: их сын станет учиться в дипломатической академии и станет послом, а друзьями у них будут известные писатели и актеры. «А почему они будут с нами дружить?» – спрашивает Он. «Потому что им тоже нужны вещи», – отвечает Она. Постепенно все это начинает его беспокоить, и Он взрывается, когда во время многолюдной свадьбы в ресторане, где присутствуют десятки чужих ему, но нужных людей, появляется руководитель его бывшей лаборатории, чтобы сообщить, что из того сектора космоса, наблюдением которого Он занимался, получены странные сигналы. «Возможно, мы не одни во Вселенной», – объявляет тот, но нужны дополнительные наблюдения, а единственный свободный радиотелескоп находится на Дальнем Севере. Эти слова тонут в реве ресторанной толпы, которая, ликуя по поводу научного открытия, на самом деле приветствует свое включение в мир «культуры и науки». Присутствие при объявлении открытия является актом легитимации «нужных людей» в этом прежде недоступном для них пространстве высокой культуры и знания.

Потрясенный и все осознавший, сорвав с себя импортный костюм, Он убегает со свадьбы, во время которой то, что было для него свято, оказалось превращенным в предмет потребления. Он бежит по улице назад к своим звездам, а Она бежит следом, умоляя его остановиться. Заканчивается фильм триумфальной кодой: одетый в арктический комбинезон, Он возвращается со смены у телескопа в занесенную снегом избушку, где Она купает их маленького сына. Это была небольшая социалистическая ложь, «навешанная» на в общем-то правдивую историю. Правда ее состояла не в адекватном изображении повседневности, а в выражении коллективного бессознательного зрелого социализма.