Другой - Олег Мироненко

адрес… — В голосе говорящего появились административно-командные нотки. — Жду. Отбой.

… До нужного дома он дошёл пешком: больше час понадобилось. Захотелось прогуляться, забыть мамино тревожное выражение лица. Физиономист из Егора был никакой, но эти горестно опущенные уголки губ, неестественно расширенные глаза… Любой бы сообразил, что за него отчаянно переживают.

Жилище Антона Григорьевича было четырехэтажным, обнесенное высокой оградой в виде копий со щитами, со шлагбаумом и будкой на единственном въезде. Егор попытался проскользнуть через калитку рядом, но не тут-то было: закрыто. Строгий голос немедленно осведомился:

— Куда прёшь, сопляк? А ну подь сюды.

Хозяином будки оказался седовласый мужчина в новеньком камуфляже. На улице было прохладно — конец октября, и поверх новенькой униформы на охраннике красовалась замызганная, очевидно — любимая, душегрейка. Выяснив, куда направляется Егор, охранник ткнул в нужную кнопку на пульте, взял трубку и, услышав: «Говори», — сказал:

— Антон Григорьевич, тут к вам пацан какой-то. По приглашению, мол.

— Всё правильно, Семёныч, — раздалось в трубке. — Объясни и пропусти.

Подъезд в доме имелся один. Тихонько, очевидно, подчиняясь манипуляциям Семёныча, щелкнула массивная дверь. Квартир на этаже было две. Лифтов тоже. Пол был облицован, насколько разбирался в этом Егор, под гранит, на стенах висели картины. Прямо в подъезде.

Хмыкнув, Егор неспешно поднялся по широкой лестнице на третий этаж. Встал перед дверью — мощной, отливающей багрянцем, вздохнул и…

Дверь открылась сама. За ней никого не было.

Егор помялся и ступил за порог. Дверь немедленно закрылась.

Коридор был длинный и заканчивался аркой. Из неё вдруг выскочила девушка, оказалось рядом с Егором.

Он тут же задохнулся. Это была… она. Зеленоглазая.

Подошёл и Антон Григорьевич, некоторое время созерцал на две застывшие фигуры. Хмыкнул, бросил:

— Знакомьтесь. Жду в гостиной.

Ещё через какое-то время девушка прошептала:

— Какое странное чувство. Я же тебя видела… Но где, где? Не во сне же?

Разжал рот и Егор:

— Тебя звать-то как?

— Маша, — уже нормальным голосом произнесла новая знакомая, протягивая руку.

— Егор, — ответствовал визави, осторожно пожимая тоненькие пальчики.

— Ну, пошли. Папа ждет, а он человек о-очень занятой!

Сказано это было тепло, но с подковыркой.

«А что же мама?» — подумал Его, но вслух ничего не сказал. Он был тактичным молодым человеком.

Взору предстала современная гостиная: белый стол, белые стулья, черный прямоугольник «плазмы» на декоративно-оштукатуренной стене. Никаких люстр, пуфиков, бархатных занавесей на окнах. Не раздражающий нервные окончания минимализм, одним словом. Что при этом испытывала душа — трудно сказать. Возможно, что и сожаление.

Устроились на стульях. На массивном столе (мраморном, что ли?) громоздилась ресторанная снедь: многочисленные кастрюльки и судочки с неясным содержимым.

— Ну-с, молодые люди, давайте-ка поедим, — весело произнёс хозяин торжества, окидывая взглядом собравшихся. И вдруг замер, обнаружив прелюбопытнейший факт.

«Ба, как же они похожи друг на друга! Причем даже не внешне, а… Глаза у обоих сияют: у Машки зелёные, как светофор, а у молодца этого — светло-серые, как… даже не знаю — как, я всё-таки ученый, а не лирик».

Антон Григорьевич вышел из ступора, положил себе чего там из судка и начал жевать, бросая украдкой взгляды на парочку напротив него.

«И эти выражения лиц… Как будто они прислушиваются к чему-то там, внутри себя. Есть, однако, в них некая настороженность, может быть даже… страх? Ох, не просты детишки. А ты чего хотел?»

Пока хозяин квартиры предавался подобным размышлениям, молодые люди делали вид, что пробуют угощение. Обоим, впрочем, было не до этого: Егор мучительно краснел, как только Маша случайно задевала его локтем, а та мучительно ворошила сознание в надежде вспомнить, где же она видела гостя. Потом закрыла глаза, попыталась ни о чём не думать, глубоко вздохнула, вскинула ресницы и посмотрела в лицо Егора. Ей показалось, что вот сейчас, сейчас… схватит она за хвостик что-то важное… но — нет. Хвостик ускользнул.

Когда Маша в упор уставилась на Егора, тот в смятении уронил на паркет сначала вилку, а потом, неуклюже пытаясь её достать, и тарелку. Маша бросилась ему помогать, и, естественно, они столкнулись лбами. Сильно, потому как оба плохо контролировали происходящее с ними.

И тут, в некотором ошеломлении взирая на скачущие перед глазами «зайчики», девушка вспомнила! Да — она видела его — Его-рра! — во сне, именно во сне! Причем как бы и себя там видела… Видела, как открыла один глаз — почему один? — и подмигнула сновидению. А потом… Что же было потом? Маша зажмурила глаза. «Ничего. Провал в черноту». Точно. И голова утром болела. И очень тревожно было за папу.

Маша, потирая лоб, уселась на модерновый стульчик, лениво повела глазками в сторону соседа: «А какого, собственно, ты мне снишься, а? У меня и без тебя воздыхателей полно. И во сне уже от них покоя нет».

То, что Егор, на неё «запал», сомнению не подлежало. Нет, конечно, он милый. И необычный. Проникнуть в её сон… Круто. «А ведь мне хорошо с ним. Флюиды от него, что ли, какие исходят? Эй! Ты что — поплыла?»

Тут она вдруг чихнула. Вздрогнув, Антон Григорьевич отложил приборы, тряхнул головой и промолвил:

— Так, время дарить подарки. Машенька, извини, но это не тебе. Понимаешь… — Научное светило немного замялось. — Егор мне жизнь спас.

Девушка ничего не уронила, не ахнула, не всплеснула руками: нет — просто нахмурилась и закусила губу. Спросила:

— Каким-нибудь необычным образом?

Папа вскинул брови: «Что происходит? Она, кажется, всё уже знает», — вслух же медленно произнёс:

— Угадала, доча… Я ему приснился, когда мне совсем уже плохо было. Но всё обошлось.

Тут самообладание, наконец, отказало Маше. Она со всхлипами бросилась к отцу, обняла тонкими руками за шею:

— Одну меня хочешь оставить, да? Мама ушла, теперь ты себя совсем не бережёшь…

Антон Григорьевич нежно поцеловал дочь в мокрую щёчку.

— Всё хорошо, хорошо… Я теперь, как новенький.

Маша, всхлипнув напоследок, вернулась на место, шёпотом бросила Егору:

— Ну, ты и шустрый… Где ещё побывал, пока все думали, что ты просто спишь?

Егор поперхнулся морсом, закашлялся и тут же получил неожиданно сильный удар от девичьей ладони между лопатками. Отлегло сразу.

Антон Григорьевич с улыбкой уже протягивал ему плоскую коробочку:

— Ну-с, братец, принимай, и без всяких там отговорок, не люблю.

Одариваемый взял коробочку, поддел пальцами крышечку. Под ней покоился некий блестящий предмет яйцеобразной формы без всяких там идентифицирующих признаков, слегка, впрочем, отливающий розовым.

— И… что это? — осторожно поинтересовался Егор — Тамагочи какой-нибудь суперсовременный?

Антон Григорьевич несколько обалдело посмотрел на него.

— Э-э-э… Нет. Хотя не знаю. Это может