Сталинские соколы против асов Люфтваффе - Георгий Баевский

Жизнь в Германии периода Веймарской республики была поначалу сравнительно спокойной. Много нового, необычного пробуждало у нас живейший интерес. Уже в первые дни отец показал нам берлинское метро U-Bahn, на котором, казалось, можно было проехать в любую точку этого большого и пока совершенно неизвестного нам города. Побывали мы и в историческом центре у Бранденбургских ворот, и на главной улице Унтер-ден-Линден, где находилось наше полпредство (посольство), и у рейхстага. У одного из массивных домов всегда было небольшое скопление народа — смена караула. Новый часовой в металлической каске замирал с широко расставленными ногами по прусской стойке «смирно», держа карабин двумя руками перед собой. Обращало на себя внимание большое количество народа на улицах, все куда-то спешили, множество автомашин, движущихся с большой скоростью, и шуцманы (шупо) — полицейские на перекрестках. Поднятый жезл шупо был строгим законом для каждого пешехода и водителя. Чистота и порядок, подчеркнутое уважение к немногим еще военным (отец подчеркивал: к тем, кто проиграл Первую мировую войну). Подчеркивалось внимание вообще к мундиру, форме. Хорошо подметил этот наш поэт С.Я. Маршак в стишке о берлинском почтальоне:

К первым впечатлениям следует также отнести и посещение самого большого тогда в Европе зоопарка — Tiergarten, и огромного берлинского универмага Kaufhaus des Westens, или, сокращенно, Ка De We, где, казалось, есть все, что существует на свете. Кстати, у персонала в зоопарке и в Ка De We тоже была своя форма. Запомнилось и такое: как-то зашли в кафе, располагавшееся почему-то… на барже, где в широко раскрытой, огромной пасти кита или кашалота разместился и играл музыкальный ансамбль из трех или четырех человек.

В один из первых дней на улице нам повстречался один русский, который, казалось, рад был встретить соотечественников, поговорить о том, как ему удалось уехать из России. Он был очень удивлен, когда отец сказал, что мы только что приехали из новой советской России, и разговор не получился…

Однажды мама сказала нам с братом, что рядом с аэродромом, недалеко от нашего дома, начал представление цирк-шапито, тогда я впервые услышал это слово. Мы, конечно, пошли туда. В числе других номеров большое впечатление производило выступление казаков. На лошадях, с шашками и в полной казачьей форме, они лихо показывали джигитовку, вызывая восторг публики. Это были дети эмигрантов из России, но в душе мы все-таки гордились успехом русских…

Зима в Германии, конечно, слабее русской, без наших морозов. На лето мы выехали за город, в местечко Биркенвердер под Берлином, жили у хозяйки фрау Ренш, у которой был внук Герберт двенадцати лет. С ним мы ездили на велосипедах, ловили рыбу, а главное, мы с братом постигали немецкий язык. Отец много работал в полпредстве, домой, как и в Москве, приходил поздно, за город к нам не приезжал. Нашим воспитанием в основном занималась мать.

По возвращении в Берлин я стал посещать школу для детей советских сотрудников полпредства, торгпредства и некоторых других наших организаций. В школе очень большое внимание уделялось изучению немецкого языка. Однако наибольшего успеха в овладении языком мы получили от общения с немецкими ребятами по месту жительства. Позднее знанием немецкого мне приходилось не раз пользоваться. Жили мы вблизи аэродрома Темпельхоф и часто наблюдали полеты самолетов, большей частью спортивных, выписывающих замысловатые фигуры в воздухе, рекламируя товары разных фирм.

Мы с братом принимали активное участие в ежедневных футбольных баталиях прямо на мостовой нашей тихой улицы с немецкими ребятами, в гонках на велосипедах и, конечно, в обсуждении полетов. Последнее имело особое значение, об этом следует сказать отдельно. Сегодня, вспоминая прошлое, еще и еще раз переосмысливая пережитое, приходишь к выводу, что многое в молодые годы усваивается быстрее и прочнее, а нередко и на всю жизнь. Наверное, неуемная тяга к самолетам, авиации зародилась у меня в те годы. Способствовало этому распространенное в то время, в первую очередь среди молодежи, собирание цветных открыток, карточек с изображением самолетов, автомашин, кораблей разных стран и фирм с кратким описанием их данных. Эти карточки вкладывались в папиросные коробки тех или иных марок, что резко увеличивало их спрос среди курильщиков. Для собирания этих открыток в табачных лавочках продавались специальные альбомы, в которых для каждой карточки было свое место. И неслучайно увлечение авиацией в Германии стало массовым. Среди ребят постарше (14–15 лет) уже встречались окончившие планерные спортклубы, очень этим гордившиеся парни, старавшиеся показать свое «я», прихвастнуть знанием самолетов, личным знакомством с известным пилотом. Многие мечтали стать боевыми летчиками.

По воскресным дням мы с братом, как и все дети, посещали кинотеатр, где на специальном сеансе для ребят демонстрировались картины — боевики, часто о военных действиях германских подводных лодок и авиации в Первой мировой войне. Надо было видеть бурную реакцию на происходящее на экране, когда всякий успех героя картины неизменно сопровождался восторженным ревом всего зала, а его промахи или успехи другой стороны — топотом ног и свистом.

Помню кинохронику времен Первой мировой войны. Диктор с экрана объявляет, что подлодка, возвращающаяся на базу, потопила столько-то английских судов в Атлантике. Сразу рев в зале. Или кадры уже начала 30-х: Геринг в гражданском костюме идет к самолету, открывает кабину летчика, о чем-то с ним говорит… Популярен был художественный фильм «Морской аэродром не отвечает» о немецком диверсионном спецподразделении, где главную роль, подобную современному американскому Рэмбо, играл известный актер Ханс Альберс.

Наши немецкие приятели были активными, очень настырными во всем, энергичными и веселыми ребятами, увлечение спортом — характерная черта каждого.

Особенной популярностью пользовался футбол. Рядом с нашим домом находился стадион, где регулярно проводились матчи высокого уровня, собиравшие болельщиков всех возрастов.

Появилась у меня и тяга к автомобилям. Когда выпадала такая возможность, я ездил с отцом на его «Адлере». Ежегодно мы посещали автосалоны, каталоги которых у меня хранятся до сих пор.

Меня немецкие приятели называли Георгом, никаких ссор между нами не было. Помню одного, старшего среди других. Паренек крепкий, рослый, видимо, сын какого-то высокопоставленного отца. Перед игрой в футбол те, кто уже знал меня, сказали своему вожаку, что «тот», то есть я, русский, но играет неплохо, не хуже наших. «Русский? — несколько настороженно переспросил тот. — Ну-ка, становись». Поставил меня в ворота, пробил пару раз, один мяч я отбил. После такой «проверки» немец принял меня в команду. Одним из моих приятелей был Хельмут, сын привратника, они с отцом жили без матери. Этот мальчишка очень быстро бегал, в игре его было не догнать.

Таков был мой мир подростка. Газет я тогда еще не читал…