Написанное остается - Александр Леонтьевич Петрашкевич

relaxantes corpore tela suo.

О д в е р н и к (Гусовскому). Прости, браток. Красиво заливаешься, ничего не скажешь. Не понять только, кому поешь. (Дерзко.) И латина твоя богомерзкая и поганая нам вот где сидит! И ежели ты нам брат, то лучше замолчи! А то ведь я могу и…

Это так неожиданно, что Гусовский вначале теряется, а потом выхватывает шпагу.

Г у с о в с к и й (став в боевую позицию). Защищайся, несчастный!

Появляется  М а р г а р и т а. На подносе вино и закуски. Одверник хватает с подноса бутылку, а все остальное летит на пол. Маргарита закрывает собой мужа.

С к о р и н а (Одвернику). Бутылкой его! Бутылкой из-за жениной спины! (Хохочет.)

М а р г а р и т а. Остановитесь!!! Молю вас, опомнитесь!!!

Г у с о в с к и й (вложив шпагу в ножны). Пшепрашем, пани! (Целует Маргарите руку.) А с этим… с этим мы еще встретимся! (Бросает перчатку в лицо Одвернику. Уходит.)

О д в е р н и к (растерянно). Что это он рукавицами бросается?.. (Поднимает перчатку.)

С к о р и н а. За рукавицей он еще к тебе придет!

М а р г а р и т а (испуганно). А может, нам быстрее съехать?..

М с т и с л а в е ц. А рукавицу корчмарю отдадим.

С к о р и н а. Вы не знаете Гусовского! Под землей сыщет. Я еще в Кракове насмотрелся. Зверь! Чуть что — за шпагу, и нет человека. Что ему Одверник? Он один на один с зубром выходил. (Хохочет.)

О д в е р н и к. Дурной смех.

Появляется  Г у с о в с к и й  с  д в у м я  ю н о ш а м и  при шпагах.

С к о р и н а. Пожалуйста, он уже с дружками!..

Маргарита выталкивает Одверника и Мстиславца из ночлежки.

Г у с о в с к и й. Мои «секунданты» прихватят твои книги, а я тебе свою оставлю. Если по душе придется, найдешь меня завтра в замке. (Передает небольшую книжицу.) Юрася твоего я еще попугал бы, да жена у него больно хороша. А хорошеньких я не обижаю. (Обнимает Скорину.) До встречи, родной. (Выходит.)

С к о р и н а (читает на обложке). «Николя Гусовиани. «Carmen de bisonte» — «Песня о зубре». «Verba volant, littera scripta manet» — «Слова слетают, написанное остается». (Читает поэму.)

Хватит убийств! Возбужденная совесть и разум

Властно велят мне тревогу поднять, ополчиться

Против разбоя.

Совесть земных повелителей, кажется, в спячке,

Все их поступки — увы! — не забота о мире.

Больше всего беспокоит их то, как острее

Меч наточить, чтоб в бою обезглавить другого.

Сцена затемняется. В луче света появляется  Г у с о в с к и й, он продолжает читать поэму.

Г у с о в с к и й.

Междоусобные войны и братоубийства —

Все их занятия и увеселенья для духа.

Воины гибнут с обеих сторон в этих распрях.

Что для князей наша кровь, наши слезы и горе!

Им лишь бы править, свое удержать превосходство,

Вот и творят злодеяния — судьбами люда играют.

Наши враги, это видя, смеются над нами…

Турок жестокий несчастный народ истребляет,

В храмах беснуется, жжет города и деревни,

Упивается кровью невинной

И стариков, и беспомощных наших младенцев.

Жертв не считая, вершит свое гнусное дело.

Свет падает на Скорину, Гусовский исчезает.

С к о р и н а. Я знал, Микола, ты ангел сердцем и поэт душой… Но чтобы такое?! (Заметил Маргариту, Одверника, Мстиславца.) Други мои! Он переживет всех нас! Он на века останется в памяти людской!

О д в е р н и к (недовольно). Дал бог нового святого. А по мне — свистун со шпагой…

Стук в дверь.

Кого там еще нечистый несет в полночь?!

Входит  И о х и м  в одежде трактирщика.

И о х и м. Guten Abend.

О д в е р н и к. Ну что тебе не спится? Кажется, мы добре заплатили?

И о х и м. Herr Doktor, Jochim hält es für große Ehre solche maßgebende Person der Stadt Wittenberg, die Audienz vom so großen Reformator wie Martin Luther gewürdigt wurde, in seiner Taverne zu sehen.

О д в е р н и к. Что он там лопочет?

С к о р и н а. Ему очень приятно, что его таверну выбрал такой важный гость Виттенберга, который удостоился аудиенции самого великого реформатора Мартина Лютера.

И о х и м. So, so. Die Kutsche wartet auf Ihre Majestät. (Уходит.)

С к о р и н а. И карета, говорит, уже подана…

М а р г а р и т а. В гости на ночь глядя?..

О д в е р н и к (вскакивает с полатей, второпях одевается). Ничего, дома отоспимся! Ну, Франциск, кажется, и мы в люди выходим! Быстрее собирайся, Петр! Хотя будет что в Полоцке рассказать! Не каждому выпадает своими глазами такого человека увидеть, который на самого папу римского бочку катит. А где корчмарь?

С к о р и н а (одевая докторскую мантию). Зачем он тебе?

О д в е р н и к. Спросить хотел, какие у них тут порядки: со своей бутылкой в гости ходят или Лютер будет угощать…

С к о р и н а. Во-первых, мы не знаем, пьет ли великий реформатор.

О д в е р н и к. Не может быть, чтобы на такой высокой должности человек не пил! Возьми нашего Виленского епископа…

С к о р и н а. Во-вторых, ни тебя, ни Петра в гости не приглашают.

М а р г а р и т а (смеясь). Ложись-ка лучше спать, Юраська. Рано тебе еще с лютерами встречаться…

О д в е р н и к. Женщина, не вникай!

С к о р и н а. В-третьих, возы надо смотреть. Мало ли что в чужом городе…

М с т и с л а в е ц. Действительно, про это мы не подумали…

С к о р и н а. Тогда подумайте, а я пошел. (Уходит.)

Маргарита благословляет Скорину крестным знамением.

М с т и с л а в е ц. А что, если вдруг…

О д в е р н и к. А что может быть вдруг? Ложись и спи!

М с т и с л а в е ц (хитро). Свистун со шпагой, а вы один…

О д в е р н и к. Зелен ты еще с меня шутить. Лезь на полати — и цыц! И ты, Маргарита, спать ложись! А то сидишь до полуночи и глядишь на Франциска, как околдованная… Аж неудобно…

М а р г а р и т а (хитро). Кому неудобно, Юраська?..

О д в е р н и к (не сразу). И ему… и мне…

М а р г а р и т а. А-а-а…

О д в е р н и к. Бэ-э…

М а р г а р и т а. А ты швырни ему рукавицу. Вот будет смеху…

О д в е р н и к. У бабы все одно на уме.

М с т и с л а в е ц. Да что вы, дядька Юрась. Я не женского роду и то всем сердцем к нему. Нешто учителя можно не полюбить?..

М а р г а р и т а (весело смеется). Ай да молодец!

О д в е р н и к (строго). Сказал — хватит, значит, хватит! (Одевается.) Пойду возы погляжу…

Как только  О д в е р н и к  появляется на просцениуме, на него набрасываются двое стражников, скручивают руки, надевают на голову мешок и тащат за собой. За происходящим наблюдает  И о х и м.

III

Часть узкой кельи отгорожена ширмой. На шестке, который ее поддерживает, висят мужская сутана и женское монашеское одеяние. Перед ширмой невысокий столик с винами и яствами. За ширмой смех, шорох, тишина. Мужская рука забирает со столика бутылку. В келью входит  к в а л и ф и к а т о р  со связкой книг.

Г о л о с  и з - з а  ш и р м ы. Кто?

К в а л и ф и к а т о р. Квалификатор святого судилища, святой отец.

Из-за ширмы высовывается  п а п с к и й  н у н ц и й.

Н у н ц и й. А ты не думаешь, квалификатор, что после этого визита я должен буду сжечь тебя на костре за клевету на папского нунция, который якобы…

К в а л и ф и к а т о р. Все под богом ходим, святой отец. Но донос