Таинственный Восток - Френсис Дэвис

— Дело в том, что клиенты и их агентства оставались очень довольны моими снимками, но я сам нет. Модели были никудышные, словно пластмассовые. Я хотел бы чего-то более экзотического. Вот почему сегодня снимаю вас. А завтра весь этот шелк заберут.

Ничего подобного Карен раньше не слыхивала.

— Вы хотите сказать, что собираетесь пойти на риск, снимая под собственную ответственность? Клиент не заказывал вам эти дополнительные снимки?

— Да. Если фотографии окажутся такими, какими я надеюсь их увидеть, пошлю их им. Если же нет, — он пожал плечами и улыбнулся, — я по крайней мере сам буду доволен.

— Но кто оплатит мою работу? — Этот вопрос, определенно, должен был быть первым, заданным Эйлин.

Он мягко улыбнулся.

— Если им понравятся мои снимки, они заплатят, если нет, я заплачу. Мисс Лорд также будет удовлетворена. Ну, а теперь начнем. Да, раздевалка вон за той дверью, — сказал он, указывая на дальнюю стену. — Там уже костюмерша с вашей одеждой, гримерша и парикмахер. Скажите им, что я буду готов приступить к работе через два часа.

Карен почувствовала Облегчение, оказавшись в знакомой обстановке раздевалки. Пока ее причесывали, переодевали, опрыскивали лаком, приводили в порядок, обращали внимание на все детали, чтобы доведенное до совершенства лицо не изменилось перед камерой, она про себя улыбалась. Ей не о чем было беспокоиться. Никто никогда не увидит снимков, которые Эрик Сондерсен сделает сегодня утром. Неловко, конечно, что он взвалил на себя рее расходы, но никто никогда не увидит Карен Ист в этом отвратительном виде индианки. Фотографы могут работать на свой риск в Копенгагене, но уж, определенно, не в Нью-Йорке. Она наперед знала судьбу съемки — она станет просто пустой забавой.

Костюмерша одела ее в полупрозрачное белое сари, отделанное по краю золотой каймой, просвечивающее, как дым. Замысловатые золотые кольца были вдеты в мочки ее ушей, унизали пальцы и голые ступни. Ряды тяжелых золотых браслетов украсили руки, золотая сетка покрыла голову, единственный рубин размером в ноготь ее большого пальца сверкал во лбу, словно полыхающий глаз. Когда она осмотрела свое отражение в зеркале, у нее перехватило дыхание. Глаза, как огромные черные озера, волосы — черные, как ночь, завитками спадающие на плечи, губы — алые, как вишни. Перед ней была индийская богиня любви.

— Невероятно! — сказала костюмерша.

— Изумительно! — сказала девушка-гример.

— Вы похожи на Форт Нокс![5] — сказала парикмахерша.

— Внутри которого ничего нет, — прошептала Карен, выходя из комнаты величавой походкой и с осанкой богини.

Они работали вместе под жаркими лучами софитов. Карен меняла позу за позой, чтобы лучше показать роскошные шуршащие шелка, забыв обо всем, что ее окружало — о лампах, о проворных ассистентах. Она видела только Эрика. Эрика бегающего, Эрика скорчившегося у камер, Эрика командующего: «Согни колено! Подними подбородок! Руку назад!» Ее позы следовали в ритме затвора его камеры, а тело мгновенно разворачивалось и вертелось на его голос. Ни с кем другим не работалось так непринужденно. Она абсолютно точно угадывала, когда он хочет, чтобы она выдвинула ногу вперед, когда — чтобы откинула голову назад. Карен доставляло истинное наслаждение чувствовать, как нежнейший шелк, словно вода, течет сквозь ее пальцы. Разматывая рулон за рулоном, она то обвертывала шелк вокруг себя, то куталась в него, словно в меха, а Эрик все повторял: «Еще! Еще! Еще!» И ее сердце, ее дыхание, самое ее существо следовали ритму этого «Е-ще! Е-ще! Е-ще!», и уже кровь приливала и стучала в ее ушах.

Наконец, когда он крикнул: «Выключить свет! Я кончил!» — она словно очнулась от сна. Казалось невероятным, что они закончили, хотя студийные часы показывали, что прошло три часа.

Полностью выдохшаяся, Карен снимала кремом гриш в опустевшей раздевалке. Костюмерша уже упаковала сари, пересчитала все кольца и браслеты и унесла их куда-то. Эрик постучал два раза в дверь и вошел. Его майка насквозь промокла от пота, пот блестел на его шее, белокурые влажные волосы прилипли ко лбу. Но глаза сияли, и Карен почувствовала, как ее сердце трепещет так же, как только что в ее руках трепетали все эти шелка.

Эрик стоял за креслом и разговаривал с ее отражением в зеркале.

— Индира, вы чудо! — сказал он с энтузиазмом, немного искажавшим его правильный английский выговор. — Я никогда еще не работал с такой моделью, как вы. По сравнению с вами все они, как мебель. Но вы… Вы абсолютно точно угадываете, что мне нужно. Как вам это удается?

— Не знаю. Просто чувствую, чего именно вы от меня ждете. — Ей казалось, что сердце теперь бьется так громко, что он может его услышать. В надежде обрести хладнокровие она стала пересчитывать лампочки, окружавшие зеркало. Хорошо хоть, что есть возможность напрямую не встречать взгляд этих чудесных серых глаз. Разговаривая с его отражением в зеркале, она как бы увеличивала дистанцию между ними.

— Должно быть, восточная интуиция, — сказал он задумчиво, потом хлопнул себя по лбу. — Ну конечно же! Вы же, наверное, занимались йогой. Вот что так Обостряет ваше восприятие. — Он придвинулся и положил руки ей на плечи. Они были горячими и тяжелыми, и ее ноздри уловили его запах — пьянящую смесь пота, дикого чебреца и еще чего-то, что заставило Карен подумать о волнах, с грохотом разбивающихся о скалы фьордов. Сердце ее продолжало гулко биться.

— Йогой? — Она едва не поперхнулась. Он с энтузиазмом кивнул.

— Да. Я, конечно, никогда бы не стал ее фанатиком, но с удовольствием попробовал бы. Там, правда, есть сложные позиции, которые, мне кажется, я никогда бы не смог исполнить. Может быть, вы смогли бы помочь мне?

Про себя Карен подумала, что с удовольствием попробовала бы с ним две или три позиции, но о йоге она не знает почти ничего, если не считать, что когда-то брала у Жанни, своей подруги, книгу о хатка-йоге, но так и не удосужилась ее прочитать.

— Сложные позиции требуют величайшего контроля духа и тела, так же как и простые, — только и могла ответить она, надеясь, что это прозвучит достаточно убедительно. И тут же снова стала считать лампочки.

— Секрет, по-видимому, в том, чтобы полностью отдаться этому, да? Как мы только что это делали здесь, в студии.

Давление его рук усилилось, сильные пальцы спустились к ее грудям.

— Это было…

— Потрясающе, — прошептала Карен. На этот раз она не оторвала взгляд от его глаз. Они стали темнее. Она была уверена в этом.

— Да, так и было. Как будто занимаешься любовью. Да?

Это надо прекратить, сказала она себе. Съемка закончилась. Сондерсен получил свои кадры. Нужно сказать ему правду, иначе одна ложь повлечет за собой другую, и тогда этому конца не будет. Карен сжала руки так, что ногти впились в ладони, потом медленно встала и повернулась к нему лицом, но так, что между ними оставался стул.