Забытый легион - Бен Кейн

— Неправда! Ничего у меня нет! — Тарквиний отчаянно замахал руками.

Казалось, Олиний снова перестал его слышать. Он встал и пошел к людям, остановившимся у входа в пещеру.

Кто-то схватил Тарквиния за руку. Пещера медленно исчезла, и он очнулся ото сна. Молодому человеку очень хотелось знать, что случилось с Олинием, но он больше ничего не видел. Молодой этруск рывком сел. Рядом с ним стояла встревоженная мать.

— Тарквиний…

— Все в порядке, — пробормотал Тарквиний, сердце которого бешено колотилось. — Ложись спать, мама. Тебе нужно отдохнуть.

— Меня разбудили твои крики, — укоризненно сказала Фульвия. — Отец тоже проснулся бы, если бы не напился.

У Тарквиния свело живот. Олиний часто предупреждал, что нельзя никому говорить о том, чему его учили.

— Что я говорил?

— Трудно понять. Что-то об Олинии и бронзовой печени. Последней из утраченных много лет назад. — Фульвия нахмурилась. — Значит, старый мошенник наложил лапы на одну из них?

— Ничего такого он не говорил, — успокоил ее Тарквиний. — Возвращайся в постель. Тебе вставать на рассвете.

Он помог Фульвии вернуться обратно, с грустью глядя на ее сутулую спину и поражаясь тому, сколько сил ей пришлось потратить, чтобы лечь на низкую койку. Долгие годы тяжелой работы изуродовали тело матери.

— Мой сильный, умный арун. — Фульвия обращалась к младшему сыну как к священнослужителю. — Тебе суждено величие. Я чувствую это кожей.

— Помолчи… — Тарквиний тревожно оглянулся по сторонам. Целий не любил старинных слов неримского происхождения. — Спи.

Но Фульвия не послушалась.

— Я знала это с тех пор, как увидела твою родинку. Такая же когда-то была у Тархуна. После этого тебя можно было назвать только Тарквинием.

Молодой человек невольно потер красную треугольную родинку на шее. Он видел ее лишь изредка — в отражении воды. Но старый гаруспик часто говорил об этом знаке.

— Когда Олиний проявил к тебе интерес, я ничуть не удивилась. Он обучает тебя священным ритуалам, заставляет учиться языкам у чужестранных рабов. — Она напыжилась от гордости. — Я твердила об этом твоему отцу. Когда-то он меня слушал. Но после гибели твоего брата в бою с легионерами Суллы его интересует только одно — удастся ли добыть еще кувшин вина.

Тарквиний с грустью посмотрел на спавшего:

— Когда-то он гордился тем, что был воином расеннов. Так этруски называли сами себя.

— В глубине души он навсегда останется этруском, — прошептала мать. — Как и ты.

— У нас еще есть чем гордиться. — Он поцеловал Фульвию в лоб. Мать улыбнулась и закрыла усталые глаза.

«Мать, искусство гаруспиции еще живо. Этрусков не забудут», — подумал Тарквиний, но не произнес этого вслух.

Сергий ничего бы никому не сказал, но Фульвия любила посплетничать. Было жизненно важно, чтобы Целий не узнал о визитах Тарквиния к Олинию.

Тарквиний вернулся в постель. Лишь когда небо начало светлеть, он наконец уснул.

* * *

В последующие дни у него не было возможности ни приняться за борьбу с волками, ни навестить Олиния. Приближалась уборка урожая, самое жаркое время года. Нагрузка на рабов и издольщиков, вроде семьи Тарквиния, увеличилась вчетверо.

Руф Целий вернулся из Рима с важным поручением.

Большинство считало, что в эту поездку он отправился, чтобы добыть денег для подкрепления своего пошатнувшегося материального положения. Этот рыжий был типичным представителем римской аристократии, хорошо разбиравшейся в военном деле, но мало смыслившей в экономике. Десять лет назад, когда цена на зерно стала быстро снижаться из-за ввоза большого количества пшеницы с Сицилии и из Египта, Целий упустил время. Пока те из соседей, кто оказался попредприимчивей, переходили на выращивание в своих латифундиях более выгодных винограда и олив, упрямый отставной штабист продолжал цепляться за пшеницу. Не прошло и десяти лет, как некогда процветавшее имение оказалось на краю пропасти.

Вскоре из-за дешевизны привозного зерна по всей Италии разорились тысячи мелких фермеров (к которым принадлежала и семья Тарквиния). Крупные землевладельцы воспользовались этим, чтобы расширить свои имения. Недостаток рабочих рук стали возмещать за счет использования тысяч рабов — важнейших трофеев всех римских завоеваний.

Поскольку Сергий и его родные были гражданами Рима, им повезло: Целий заключил с ними контракт. За работу им платили гроши, но все же платили. Другим повезло меньше: рабы вытеснили голодавших крестьян в неизмеримо разросшиеся города. В результате потребовалась пшеница для конгиариев — бесплатной раздачи зерна бедным.

Если Целий действительно ездил в столицу за займом, то он явно преуспел. Теперь владелец латифундии, каждое утро дававший задание рабам и работникам на заднем дворе своего дома, неизменно пребывал в хорошем настроении. Тарквиния отправили на уборку урожая, как случалось каждое лето уже восемь лет, которые семья Сергия прожила в имении Руфа.

За неделю с небольшим требовалось убрать урожай с огромных полей, засеянных овсом и пшеницей. Задача была тяжелая, работать приходилось от рассвета до заката. Спина Тарквиния приобрела цвет черного дерева, а длинные светлые волосы — к удовольствию некоторых рабынь — выгорели добела. Волосы хорошо закрывали родинку на шее.

Фульвия была слишком слаба для физической работы, а потому вместе с другими пожилыми женщинами привозила на поля еду и питье. Раньше Целий пытался заставлять мужчин работать весь день без перерыва, но два года назад выдалось очень жаркое лето, и многие теряли сознание от обезвоживания. Один даже умер. После этого землевладелец понял, что короткий дневной перерыв выгоднее потери рабочих рук.

Четвертый день выдался очень знойным. Когда вскоре после полудня Фульвия привезла воду, хлеб и овощи, ее встретили восторженными криками. Она поставила запряженную мулом тележку в тени дерева, и вокруг тут же собралась толпа.

— Я привезла кусок сыра, — прошептала Фульвия сыну, похлопав по лежавшему рядом с ней свертку в тряпке.

Тарквиний понимающе подмигнул.

На работниках были только набедренные повязки и сандалии, серпы с короткими рукоятками были заткнуты за выданные Целием кожаные пояса. Ноги рабов, чтобы они не пытались бежать, были скованы тяжелыми железными цепями. Рабы всех крупных землевладельцев — в том числе и Целия — были уроженцами Средиземноморья. Иудеи, испанцы и греки трудились бок о бок с нубийцами и египтянами. Изголодавшимся людям было не до разговоров. Вскоре корзины с едой опустели; воробьям, с надеждой шнырявшим в пыли, крошек почти не осталось.

Греческий раб Маврос грустно доел остатки хлеба.

— Сейчас я все бы отдал за кусок мяса! Может быть, мы что-нибудь получим на виналию рустику[2].