Убить шамана - Анхель де Куатьэ

Вечное повторение, вечно вращающееся колесо сансары, вечное возвращение. Отбывание неслагаемого наказания. Ужас бессмертия.

Но гроб-то пуст… И никто в него не вернется. А значит, выход из этого замкнутого лабиринта все-таки есть — абсолютное отрицание, проклятие, брошенное в лицо Господу. Не нечастный, но несчастнейший обретает право на счастье.

Крайняя степень преступления обещает и высшую меру наказания, которая на деле не наказание, а избавление от бремени вечности. Чтобы оказаться за гранью, надо переступить грань. Искушение духовной смертью, ужас, открывающий дорогу к спасению.

И все же неужели же этот выход есть только у того, кто вместо восхваления Господа Его проклял?.. Возможно. Но не будем забывать, что в истории человечества был и еще один опустевший гроб — гроб Христа. Колесо «вечного возвращения» может разорваться и в другой точке?

«Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». Искушение смертью… Так кто же прав? Где найти ответ? Где выход? И куда он ведет?..

Я поднялся на борт самолета,

направляющегося в Мексику.

Настал момент, когда я должен

все понять и осмыслить.

Почему дед забрал меня у моих родителей?

Как на самом деле умер мой отец?

Может ли быть, что он не умер вовсе?

А если умер, то что это за голос

говорит со мной?

И почему он говорит именно то,

что я давно хотел услышать?

Он говорит страшные вещи…

Но я ни секунды не сомневаюсь — это правда.

Жестоко. Но это так…

— Сок, чай, кофе? — осведомилась молоденькая стюардесса, продвигаясь мимо меня со своей тележкой по салону самолета.

— Нет, ничего, спасибо, — ответил я.

— Будете отдыхать? — кокетливо улыбнулась она. — Приятных сновидений…

Я молча отвернулся и уставился в иллюминатор.

Впервые я понял, что что-то не так, когда у меня началась бессонница. Со мной прежде никогда такого не случалось. Сны — самое главное, что у меня есть. И это истинная реальность. Сколько бы меня ни убеждали в обратном, это именно так. Там жизнь. Во сне мы соединяемся с силами Вселенной и ощущаем себя такими, каковы мы на самом деле. Но когда ты лишен сна — что это? Словно проклятие. Словно наказание.

Последние несколько суток я не просто не мог заснуть, я не спал вовсе. Часами как раненый зверь блуждал по своей комнате из утла в угол. И все думал, думал… Мысли словно трупные черви пожирали меня изнутри. Я думал о себе, о тех, с кем я волею судеб оказался связан, — о Даниле, Андрее, Гаптене. О той роли, которая предназначена мне во всем этом спектакле. Лично мне.

Да, я понял, что это спектакль, что каждый из нас просто разыгрывает свои роли — «точки сборки». У каждого своя жизнь и своя игра. И все вместе мы не движемся ни к какой цели. Вместе мы идем в обратном направлении. Данила спасает людей от гибели. Гаптен выполняет миссию Светлых — помогать Избраннику. Для Андрея — это просто такая игра, он развлекается, присматриваясь к миру, глядя на него с другой точки.

Но разве возможно, чтобы этот мир изменился просто по воле людей? Да и откуда ей взяться — этой общей воле? Разве люди тянутся к Истине, к Свету, как считают мои «друзья»? Разве Скрижали и Печати что-нибудь для них значат? Нет. Может быть, людям приятно думать, что они соприкасаются с великим знанием, но разве они делают эти истины частью самих себя? Нет. Да и истины ли это?.. Тоже вопрос.

Мои «друзья» предлагают людям «работу над собой», а люди в большинстве своем совершенно не намерены трудиться. Нет, они ждут чуда. И они не ошибаются. Они ждут чуда, потому что чудо возможно. Нам кажется, что трудный путь — это путь правильный, потому что ничто хорошее не дается без усердной работы. Но это заблуждение. Дается. Нужно только захотеть и понять как. И все получится.

Мир — это не люди, это силы. Поняв это, ты можешь достичь всего, чего пожелаешь. Управлять людьми невозможно, ведь каждый настаивает на собственной индивидуальности, каждый считает, что к нему нужен «особенный подход», что его ситуация «уникальная». Но отвлекись от этой мысли, подумай о мире как о движении силы, разных сил… И тебе откроются невиданные возможности!

У меня появилась цель.

После первой бессонной ночи я не мог понять, что со мной произошло. Но уже на вторую ночь, к самому утру, со мной заговорил голос. Я перебирал звенья моего браслета и вдруг совершенно отчетливо услышал его в своей голове.

«Анхель, ты слышишь меня? Анхель, ты слышишь?» — спрашивал он, словно говорил это уже тысячный раз.

Я опешил. Голос казался мне незнакомым, но какое-то странное чувство подсказывало, что это голос моего покойного отца.

«Да, я слышу! Слышу!» — зашептал я.

«Ты должен вернуться домой. Да, — сказал голос. — Ты должен вернуться домой и узнать тайну моей смерти, Анхель».

«Твоей смерти?» — прошептал я.

«Моей смерти. Да, — ответил голос. — Ты Избранник, Анхель. Только ты. Да».

«Избранник?» — у меня внутри все похолодело.

«Да, — подтвердил голос. — Я умер, чтобы сохранить тебе жизнь. Да. Ты Избранник».

«Папа… Папа… — слезы покатились у меня из глаз. — Это ты?.. Как же это?..»

Я слышал голос своего отца. Впервые за много лет. Он говорил со мной. Говорил, как когда-то…

Мне вдруг представилось мое детство. Я вспомнил, как мой дед и моя мать аккуратно, исподволь, незаметно разлучали меня с отцом. Нет, нам дозволялось видеться, но именно дозволялось. Это не было чем-то само собой разумеющимся — но всегда каким-то событием. Мать или дед всегда присутствовали рядом, где-то неподалеку. Словно бы мой отец мог как-то навредить мне. В детстве я не понимал этого, а потом привык. Даже не думал, что может быть как-то иначе.

С самых первых лет жизни в меня вдалбливали две вещи, два правила: во-первых, что я — навахо, во-вторых, что мой отец — «странный человек». И действительно, в поведении отца было много необычного, странного, даже несуразного. Он зачем-то покинул Францию, хотя у него были там хорошие перспективы. И коммунистические идеи там тогда разделяли многие. Зачем он поехал в бедную и отсталую Мексику? Почему стал циркачом?

Как так получилось, что он сошелся с моей матерью? Они ведь были совсем разными… Совершенно. Мать — замкнутая, строгая. Отец — мягкий, открытый, простодушный. Я вдруг понял, что никогда не видел, чтобы мои родители разговаривали друг с другом! У них не было ни общих тем, ни общих интересов. Кроме того, отец редко бывал дома. Объясняли это просто: он уехал со своим цирком. Но что, если эти «отъезды» были только предлогом, чтобы разлучить нас?..