Мой любимый судья - Эбби Нокс

— Не… не заканчивай это предложение. Ты же не хочешь, чтобы я знал о тебе слишком много!

Ее улыбка не угасает, она лишь принимает любопытный вид.

— Оу?

— Да. Ты же знаешь, я судья. Нам даже не следовало разговаривать. Никакой фамильярности до… после.

Ее губы приоткрываются то ли от шока, то ли от отвращения.

Я протягиваю к ней руку и говорю:

— Я не хотел тебя обидеть. Пожалуйста, не пойми неправильно.

Она закрывает рот и ее блестящие губы изгибаются в легкой понимающей улыбке.

— Я никогда бы не смогла неправильно к вам отнестись, мистер Вайлдвуд. Я думаю… думаю, я просто… просто…

Ее лицо внезапно расслабляется и мне требуется полсекунды, чтобы понять, что она подавлена. Я подхватываю ее как раз в тот момент, когда у нее подкашиваются колени.

— С тобой все в порядке, любимая?

Ее глаза распахиваются, и она улыбается мне.

— Джетлаг, — рассеянно отвечает она, ее взгляд блуждает по моим губам. Боже, девушка, наверное, видит, как у меня изо рта начинают течь слюни. У меня сложилось отчетливое впечатление, что она позволила бы мне поцеловать ее прямо сейчас. Я был бы чудовищем, если бы сделал это, но было бы еще хуже, если бы я позволил ей участвовать в конкурсе.

Мужские голоса прорезают мечтательную атмосферу розового сада, я поднимаю глаза и вижу, что мой ассистент, исполнительный продюсер, режиссер и мой публицист уставились на нас… на меня, обнимающего одну из конкурсанток, которую я, как предполагается, буду оценивать.

— Филипп! Они, э-э-э, все ждут вас в бальном зале, — говорит режиссер Джейми.

— Как вижу, там все, кроме одной, — с ухмылкой замечает Харлоу.

Это не к добру.

1(примеч. Пираты Пензанса, или Раб долга (англ. The Pirates of Penzance; or, The Slave of Duty) — комическая опера в двух действиях на музыку Артура Салливана и либретто Уильяма Гилберта)

Глава 5

Хлоя

Сегодня первый съемочный день: день печенья. Или, как, по-моему, их здесь называют, бисквитов.

Я сильно нервничаю.

Наверное, еще больше после того, как случайно встретила его вчера в розовом саду.

Остается надеяться, что я не произвела ужасного первого впечатления. Представьте себе, что вы обнаруживаете незнакомую женщину, спящую на траве у вашего дома! Участницу, ни много ни мало, которая в это время должна была находиться в другом месте.

Мои воспоминания возвращаются ко вчерашнему дню, особенно к тому моменту, когда Филипп заключил меня в свои объятия. Я потеряла сознание из-за того, что слишком быстро встала. Он больше, массивнее и сильнее, чем выглядит по телевизору. В жизни его волосы и глаза были в два раза ярче. Моя одержимость переросла в настоящее животное влечение, настолько сильное, что я могла бы взобраться на него, как на дерево. Он и его сильные, мужественные пальцы могли бы изнасиловать меня десятью способами прямо там, на траве и я бы сказала: «Спасибо, сэр, можно еще?».

Он слишком большой, слишком красивый для меня. Как, черт возьми, мне удалось продвинуться в этом уважаемом соревновании мастерства так далеко? Он сразу поймет, что я мошенница и тогда я упущу свой шанс. Он будет разочарован, а я с этим не справлюсь.

Однако тихий голос в голове напоминает мне о том, кто я.

Ты — Хлоя Уильямс. Ты принадлежишь этому месту так же, как и все остальные. И этот мужчина — твой будущий муж. Так что давай испечем какое-нибудь чертово печенье.

Всех шестерых конкурсанток ждут на своих местах в бальном зале, проверяя и перепроверяя наши ингредиенты. Я провожу руками по своему розовому фартуку в горошек, изучая одежду, которая была на мне под ним. Достаточно ли она сексуальна, чтобы привлечь внимание Филиппа? Слишком сексуальна? Подходит ли к цвету моей кожи? Я открываю слишком много кожи?

Словно тучи расступаются и небеса разверзаются, когда он наконец появляется рядом со своей коллегой-судьей Джорджианной. При виде Филиппа внутри все переворачивается от радости, а мои женские прелести гудят от тоски.

Была ли это идея ужасной — сохранить свою девственность для знаменитости? Возможно. Я чертовски возбуждена; знаю, что ни за что не смогу сосредоточиться на рецепте бисквита.

— Пекари, — ворчит он. — Добро пожаловать в Уорвикшир. Ради нашего американского конкурса на этой неделе мы изменили некоторые термины, чтобы избежать путаницы. Печенье, вместо бисквитов, например. Однако некоторые вещи нет. А именно: как мы измеряем ингредиенты. Если вы не привыкли к метрической системе, не бойтесь.

Здорово. У меня чуть не случился приступ паники, когда он сказал «метрическая система». Я такая идиотка, что совершенно забыла об этом.

На секунду мне кажется, что он собирается сказать нам, что рецепты переделали. Но этого не происходит.

— У каждого из вас есть весы для взвешивания продуктов и таблица пересчета. Всегда пожалуйста. И удачи.

Мы все смотрим на Филиппа широко раскрытыми глазами, пока он не рычит:

— Приступайте.

Это выводит меня из ступора и я немедленно начинаю пересчитывать количество ингредиентов для рецепта, который написан на американском английском. Я уже начинаю потеть.

Дополнительная работа занимает не менее пятнадцати минут, которые мне не приходится тратить впустую, но, в конце концов, я замесила тесто для печенья так, как мне хотелось.

Когда я выкладываю тесто ложкой на подготовленные противни для печенья, возникает странное чувство, будто я что-то забыла.

Внезапно мои чувства щекочет мужской аромат. Тонкие волоски на затылке встают дыбом.

«Продолжай работать, Хлоя», — говорю себе.

— Забыла что-то?

Мужской голос выбивает меня из колеи.

Вскрикнув, оборачиваюсь и вижу Филиппа, стоящего прямо передо мной. Дрожа, я беру себя в руки, а мужчина инстинктивно протягивает руку, чтобы поддержать меня, пока я это делаю.

— Я не знаю. Я забыла что-то?

Филипп пристально смотрит на меня. Этот волчий, нечитаемый взгляд, который присутствует в каждом эпизоде… а также в моих снах. Конечно, он ничего мне не скажет.

Я не хочу отводить взгляд от его милого личика, но мне нужно поставить печенье в духовку. Я поворачиваюсь, беру один противень, открываю дверцу духовки… и понимаю, что забыла.

— О черт! Я забыла включить духовку!

Двое их ближайших соперников издают сочувственные звуки. Я вожусь с незнакомым циферблатом.

— Что? Эти цифры не имеют никакого смысла.

— Это конвекционная печь, любимая.

Я снова оборачиваюсь и вижу едва заметный проблеск улыбки в его глазах, когда он уходит. Дьявольские морщинки возле глаз с каждым годом становятся все сексуальнее.

Он назвал меня «любимая». Снова. Это уже третий или четвертый раз.

Я не знаю и мне все равно, принято ли