Твой шёпот в Тумане - Мария Лунёва

Я сама-то о тех ужасах только лишь со слов отца знаю: выпивал он порою ягодной настойки, когда раны, полученные в битвах, воспалялись, да пьяный рассказывал маме, что видел, и что творилось, когда они в деревни входили. И про то, как девушек молоденьких портили, как местных вырезали в хмельном угаре.

Наслушавшись рассказов, я поняла одно — хорошо там, где нас нет. А мертвые в тумане — не самое страшное, что бывает на свете.

А теперь как объяснить все Лестре? Как? отпустить?! Попадет ведь. Она даже здесь в родном гнезде проблем не видела. А там? Что будет, когда она столкнется с трудностями? Сердце разрывалось от боли.

Но есть еще и Эмбер. Ей только девятнадцать лет исполнилось. Да не ребенок и в ее возрасте мама мною беременна была. Но из-за болезни она такая худенькая, что внешностью за подростка сойдет.

Как же сохранить семью? Как сохранить то, чего уже и нет?

Дождь сменил интенсивность и неспешно окроплял дорогу, дома и заборы. Омывал молоденькую листву на деревьях и молодую поросль травы.

Войдя в наш двор, я скинула ветви возле ветхой двери. Еще в том году по осени она перекосилась и теперь неплотно прилегала к косяку Дом разваливался на глазах, а я не имела понятия, как его чинить. Как заделать дыры в крыше? Как и чем замазать появившиеся щели в стене? Того, что я делала, было недостаточно: дом нуждался в капитальном ремонте. Еще одной зимы в нем мы могли и не пережить.

Позади меня раздался скрип.

Испугавшись, я резко обернулась, готовая сорваться на бег в любой момент.

Калитка еще раз качнулась, издала скрип и упала. Вот и всё! Я тяжело выдохнула.

Теперь и двор нараспашку.

Поджав губы, вошла в дом.

По единственной жилой комнате вихрем носилась Лестра и сгребала вещи в разложенную на полу штопаную простыню.

— Что ты делаешь? — пройдя в комнату, я выхватила из кучи вязаный отцовский свитер и теплые гамаши, которые носила Эмбер.

— Собираюсь в дорогу, — с вызовом выкрикнула сестра и продолжила обчищать небольшой комод.

— А зачем тебе и наши вещи? — откровенно злясь, поинтересовалась я.

— А вы, считай, покойники. Вас и так прикопают в одеялах. А я еще пожить хочу, — с довольной улыбкой ответила она.

— Лестра, хватит, — не удержавшись, прикрикнула я.

— Не кричи на меня, — она развернулась и на эмоциях бросила скомканное в руках мое платье в общую кучу на полу. — Ты мне не мать! То, что ты на пару лет старше, еще ни о чем не говорит. Мне уже двадцать два года. Мне замуж пора. А я торчу здесь с вами, трачу молодость впустую. Ты-то понятно, уже старая дева. Тебе уже ничто не светит, а у меня еще есть шанс хорошо пристроиться, — хохотнув, сестра принялась завязывать узелок. Это взбесило меня окончательно.

Выхватив у нее из рук простыню, развязала узел и вытряхнула наш общий гардероб.

— Хочешь бросить нас?! — выдохнула я в полном бессилии от понимания, что не послушает она меня в этот раз. — Ну, так и убирайся. Мы с Эмбер и без тебя проживем: на целую тунеядцу меньше будет, — зло выдохнула я. — А вещи тебе ни к чему. Там, на юге княжества, девиц насилуют, там каннибализм. Это у нас лес да зверье с Северной стороны приходит, травы хоть какие-то, а там голая степь и все сожрато. Тебе вещи не пригодятся — тебя и без них оприходуют. А мы тут еще поживем, правда, Эмбер? — только сейчас я глянула на кровать. Там, сжавшись в комочек, лежала наша младшая сестренка. Она молчала, отвернувшись к стене.

— Ага, я тунеядка, значит. А от нее, что толку больше? — прошипела Лестра.

— Больше, — не задумываясь, ответила я, — она и в доме прибирается, и стены изнутри заделывает и рамы уже промазала. Она хоть пытается помочь, в отличие от тебя. Эмбер не ноет, не устраивает скандалов, не качает права и не предает.

Лестра, перекинув толстую смоляную косу через плечо, глянула на младшую.

Столько ненависти было в ее взгляде.

— Ну, раз она такая расчудесная, то и померла бы уже и не обременяла собой сестер! — выпалила она.

— Заткнись! — выкрикнула я. — Замолчи, Лестра! Не смей, слышишь! Не смей даже говорить такое. Хочешь уйти? — разложив на полу простыню, я, особо не глядя, накидала на нее вещи, какие под руку попали первые. Завязав узелок, я пихнула его в руки сестры. — Убирайся из нашего дома. Уходи! — прошипела я зло.

— Выметайся!

— Нет, Томмали, — тихо прохрипела с кровати Эмбер. Она привстала и на ее худое личико с черными болезненными кругами под глазами упала длинная челка. — Она правильно говорит, это я виновата. Это из-за меня!

— Хватит! — рявкнула я. — Никто ни в чем не виноват. Это жизнь. Я не хочу идти в южные селения. Не хочу перебираться в соседние княжества. Я хочу жить там, где и живу.

— Да почему? — взвыла Лестра. — Что ты вцепилась в эти руины. Отец дураком был, а ты еще хуже.

— Нет, он дураком не был, — закричала я, — ты не слышала, что он говорил, что он рассказывал. Да, они людей жрали. Они деревни сжигали.

— Не ври, — подлетев, Лестра зарядила мне звонкую пощечину, — папа такого не делал! Ты врешь все. Там война закончилась, там достаток!

Потерев лицо, я расплылась снисходительной улыбке.

— Достаток, — сладко пропела я, — а где же тогда торговцы, которые привезли бы нам товар? Где княжеские распорядители, которые засеяли бы поля? А где сам князь? Туман разрастается, мертвяки спокойно по деревням гуляют! Раз там все так благополучно, что же он про север не вспоминает? Ты ведь слышала новость? Чуть дальше от нас в тумане брешь. Там странные отряды воинов свободно разъезжают. Ну и где же князь? У нас чужаки под носом, что же он не спешит от пришлых защищаться?

Лестра зло поджала губы, но слов явно не находила.

— А я тебе скажу, — я ткнула в нее указательным пальцем. — Князь наш пусть войну и выиграл, да казну разбазарил. Шатки дела его. Там достаток только в замке их, а вокруг такой же голод. Только еще куча бродяг бандитов и гуронов водится.

Сюда они не идут, что им тут делать? Они южнее промышляют, разворовывают то, что война не уничтожила.

— Глупости, — упрямо выдохнула Лестра. — Ты все врешь. А я все равно уйду!

— Куда? — рыкнула я.

— А, не важно куда, от вас подальше. Надоело мне охранять дом, да травки парить. Я для себя пожить хочу. Для себя, понимаешь?

И я, наконец, все поняла. Никакой юг ей не нужен. Она банально не хочет возиться с больной сестрой, не стремиться брать на себя ответственность. Просто желает избавиться от проблем.

— Ты и меня с собой зовешь, чтобы я тебя там обстирывала да кормила? А ты бы для себя жила, да, — прошептала я.

— Что дошло, — выкрикнула она мне прямо в лицо. — Ты всегда такой была — Святая Томмали. Всех накормит, всем постирает, дом приберет, и про соседей не забудет. Мамина помощница, папина гордость. Дура ты! Все на тебе катаются, а ты и везешь. А я не такая. И гробить себя ради вас, я не буду. Оставайся со своей чехотошной и загибайтесь здесь обе. А я пристроюсь, где потеплее, и заживу в свое удовольствие.