Путин. Почему он стал таким? - Дмитрий Ежков

Публичная деятельность для Путина в новинку, он осторожен.

– Наша главная задача, – говорит Путин в своем первом интервью, – координировать и направлять действия участников внешнеэкономических связей, снабжать их необходимой информацией, помогать заключать сделки, находить достойных зарубежных партнеров.

В Путине говорит в большей степени разведчик, ступивший на минное поле, чем менеджер городского уровня. Он с трудом подбирает нужные слова, употребляет такие выражения, как «валютный кошелек города». На пути «унизительного процесса» – получения гуманитарной помощи из-за рубежа – собирается ставить «дамбу». Он скован, зажат, и это заметно.

Жителям Петербурга о существовании Путина известно, но большого интереса к его личности нет. Путин держится в тени своего харизматичного шефа, редко дает интервью, ни с кем публично не конфликтует. Путин вроде бы есть, но человека за должностью не видно.

В коридорах Смольного, однако, ситуация другая. В отличие от конфликтного Собчака Путин легко находит общий язык с директорами оборонных предприятий, с армией и силовыми структурами. Жизненным опытом Путин превосходит тех, с кем свела его судьба на новом поприще. Кудрин уже курирует городские финансы, но за плечами у него, кроме университета и аспирантуры, практически ничего нет. А Греф и вовсе еще сидит в Петродворцовом районе, только начиная заниматься городской недвижимостью.

Впервые Путин привлекает к себе внимание в феврале 1992 года, когда в Петербурге, независимо друг от друга, разразилось два скандала. В центре одного из них оказался Путин, другого – Степашин.

Они – одногодки, оба – офицеры: один из КГБ, другой – политрук из милиции. В разное время они занимали одни и те же должности: председателя ФСБ и премьер-министра. Поэтому их интересно сравнить. Тем более что из похожих ситуаций они выходили с разными результатами.

На послепутчевой волне, в ноябре 91-го года, Степашина назначают начальником Управления АФБ (так в то время называлась ФСБ) по Петербургу и области. Демократ, депутат Верховного Совета России, сблизившийся с Ельциным, Степашин был принят в здании вчерашнего КГБ, мягко говоря, болезненно. Реальная власть в Управлении принадлежала начальникам служб. Начальником службы «ОП» (организованная преступность) был Николай Патрушев. Я отлично помню, как шел по коридору здания на Литейном с начальником другой службы – «Т» (терроризм), Владимиром Груниным. Когда речь зашла об их новом начальнике – Степашине, Грунин лишь снисходительно улыбнулся.

– Это ненадолго, – пообещал он.

И не ошибся.

Против Степашина никто не выступил открыто, но в дело вступили отработанные схемы из арсеналов КГБ. В поле зрения чекистов попадает приятель Степашина, недавно назначенный главой Красносельской администрации Анатолий Карагополов. В отношении Карагополова – даже не милиция, а сама АФБ возбуждает уголовное дело. Карагополова обвиняют в получении взятки от Петербургского инновационного банка. В деле также фигурирует ремонт личной машины Карагополова за государственный счет и присвоение рулона государственного линолеума. Шумно, показательно проводятся обыски в Красносельской администрации. Карагополова берут под арест прямо на рабочем месте, на глазах посетителей.

На первых же допросах в деле замелькала фамилия Степашина. Карагополов рассказал, что действительно по дружбе подарил ему хорошие командирские часы. Степашин оказался в глупом положении. Дело вели его новые подчиненные, а часы – хоть и не взятка, но факт неприятный. И главное, Степашин никак не мог повлиять на ход дела. Осенью того же 92-го года Степашина бесславно заберут из петербургского управления. Расчет питерских чекистов оправдается, но довольно неожиданным образом: Степашина назначат заместителем директора АФБ (ФСБ) России.

* * *

Ровно в это же время Питер сотрясает другой скандал, в центре которого – Путин. К началу зимы 1991 года город оказался фактически на грани голода: мэрия не имела ни одного договора на поставки в город продовольствия. Комитет внешних связей, возглавляемый Путиным, находился в поиске: нужно было что-то быстренько продать, а на вырученные деньги купить продукты за границей.

Вскоре мэрия обращается в Правительство России с просьбой разрешить продать на Запад сверх разрешенных лимитов 150 тысяч тонн нефтепродуктов, 14 тонн редкоземельных металлов, а также черные и цветные металлы, аммиак, цемент и лес. Учитывая особую значимость этих операций, было предложено освободить их от таможенных сборов.

5 декабря на письме появляются две визы: министра внешнеэкономических связей Петра Авена – «Разрешить выдачу квот» и вице-премьера Егора Гайдара – «Согласиться».

Заключаются необходимые договора. Однако 15 января таможня Петербурга задерживает судно, вывозившее сырье за границу, и отказывает в выдаче деклараций: уполномоченный МВЭС по Северо-Западу счел визу вице-премьера недостаточной и потребовал решения правительства.

Начинается конфликт двух параллельных структур – уполномоченного МВЭС и Комитета мэрии по внешним связям. Первая отгрузка проводится только 23 февраля – «под личную ответственность товарища Путина». Спустя непродолжительное время – вторая, и последняя. За всю зиму по этим договорам город получает только 128 тонн растительного масла, и те – авансом.

Начинается скандал. В качестве главного виновника срыва поставок продовольствия называется Путин. Собчаку предлагают отстранить его от занимаемой должности.

Разумеется, Собчак заявил, что «не намерен принимать меры по отношению к Путину. Наоборот, его работа «полностью устраивает» мэра. Собчак также сказал, что «никаких злоупотреблений не было», а все обвинения в адрес Путина «не имеют под собой оснований».

– Если будет образована какая-то экспертная группа, – заявил тогда сам Путин, – она получит возможность проверить цены. И я лично буду благодарен, если после этой экспертизы мы найдем новых партнеров (имеются в виду фирмы-посредники, вывозившие сырье. – Д.Е.). Лишь бы дело не кончилось тем, что и старые разбегутся.

* * *

Финалы двух, в чем-то похожих историй, героями которых стали Степашин и Путин, совершенно разные. В 93-м году дело Анатолия Карагополова было передано в гарнизонный суд (Карагополов – офицер. – Д.Е.). Дело это было уже не только никому не нужным, но, наоборот, крайне неуместным, потому что Степашин к тому времени уже работал на Лубянке. Во время первого же заседания в здании суда начался пожар. Горел кабинет военного судьи, председательствующего в деле. Я разговаривал с ним и его начальником уже после пожара.

– Что у вас было под столом? – спросил военного судью один из пожарных, заливавших огонь.

– Ничего, – ответил тот.

– Посмотрите, – сказал пожарный и направил струю из брандспойта под стол. Вместо того чтобы гаснуть, огонь стал разгораться еще сильнее.

Расчет тех, кто поджег гарнизонный суд, был прост. Уголовное дело Карагополова хранилось в кабинете судьи. Первое заседание – всегда предварительное. На нем устанавливается личность обвиняемого, проводятся другие юридически необходимые, но бессодержательные процедуры. Судья не должен был забирать в зал заседаний все тома уголовного дела, ему было достаточно лишь одного – первого. Судья, однако, попросил перенести в зал заседаний все, что было по делу, и лишь это спасло материалы от пожара. Зато в огне сгорело все имущество военного судьи: он был переведен в Петербург из Германии незадолго до этих событий, еще не успел получить квартиру и все нажитое имущество, включая мебель, хранил в комнате отдыха по соседству с собственным кабинетом.