Улыбка черного кота - Олег Рой

Антошку, конечно, жалко, и Светлана позволила себе сентиментально вздохнуть и снова уронить несколько слезинок, разумеется, тут же позаботившись смягчить веки нежирным питательным кремом. Ведь он был такой наивный, любящий и совсем не злой. И вовсе не виноват он в том, что она его не любила и никогда не смогла бы полюбить так, как любит Сережу… В общем, легкий, почти приятный укол совести Светлана ощутила, но после этого к ней окончательно пришло внутреннее облегчение. Правда, чувства и мысли все же перемешались, но разбираться в них было некогда. Да и не любила она копаться в себе, старалась по возможности не загружаться бесплодными раздумьями.

Визу Светлане Житкевич и Сергею Пономареву дали уже на следующий день; в посольстве официально выразили соболезнование и вообще постарались помочь жене и другу погибшего россиянина побыстрее попасть в Китай: ведь самолет, потерпевший катастрофу, принадлежал национальной авиакомпании и ответственность несла именно китайская сторона.

В дорогу они собрались поспешно; Сергей предупредил китайских партнеров, и их должны были встречать в пекинском аэропорту. А в гостинице заказали для них два номера.

Сергей еще раз жестко напомнил Светлане, что ей необходимо вести себя прилично и — главное! — до конца доиграть роль безутешной вдовы.

— Я для тебя почти чужой человек, просто партнер твоего мужа, и только, — методично и настойчиво внушал он растерявшейся женщине.

Светлана согласилась на этот ненужный, по ее мнению, маскарад, но просила постоянно помогать — боялась забыться и запутаться. Временами ей было по-настоящему страшно, ее по-прежнему эмоционально кидало из стороны в сторону. То она действительно злилась на Антона — это он сам во всем виноват и нарочно подстроил такое испытание, — то ее начинала душить острая жалость к нему и к себе. Она вспоминала, как муж любил ее, как доверял ей и насколько легко было его обмануть. Перед глазами стояли его лицо, руки, родинка на левом плече, смешная ямочка под коленкой — все те пустые и нежные мелочи, которые могут быть известны о мужчине только женщине, долго делившей с ним постель, бывшей ему по-настоящему близкой, даже если эта близость потом ушла навсегда. И, вспоминая все это, Светлана вдруг начинала истерично рыдать, требовать сочувствия, беспомощно заглядывая окружающим в глаза.

От сумбура чувств и творившегося в душе смятения у Светланы не было сил куда-то лететь, разговаривать с бесконечными чиновниками, смотреть на искалеченных людей и опознавать кого бы то ни было. Ей казалось, что никто ее не понимает, искренне не сочувствует и не говорит настоящих слов утешения. И еще в глубине души она не могла не чувствовать себя виноватой перед Антоном…

Компания «Чайна лайн» сделала им специальный билет, и уже через сутки после получения визы Светлана с Сергеем оказались в Пекине. Они проделали тот же путь, по которому летел Антон, но, в отличие от него, спокойно и мягко приземлились в аэропорту китайской столицы. Сергей держался уверенно, здесь все было знакомо ему с детства; Светлана же притихла, оробела и только крутила головой по сторонам. Она сразу отметила про себя строгость и особую вышколенность молодого шофера-китайца, встретившего их с машиной в аэропорту, его дорогой костюм, отличную марку автомобиля, великолепную дорогу и многочисленные надписи на проносящихся мимо зданиях на двух языках — китайском и английском. Все было незнакомым, чужим, но при этом каким-то невероятно близким, словно ты вернулся в страну своего детства или город, который успел подзабыть: лозунги на кумаче с профилями Маркса, Энгельса и Ленина, неожиданные изображения Сталина и Мао, просторные проспекты и огромные площади, так сильно напоминавшие гигантоманию родной Москвы.

Светлана с возрастающим интересом оглядывала мелькавшие урбанистические пейзажи, ее волнение начало проходить, и она едва не забыла, какая трагическая цель привела ее сюда. Однако Сергей был настороже и не позволял ей слишком громко и беззаботно щебетать в машине, то и дело одергивая молодую женщину взглядом внимательных карих глаз или же незаметным поглаживанием ладони: он не хотел вызывать закономерного недоумения шофера-китайца, который знал, что сопровождает вдову несостоявшегося российского партнера их фирмы.

Приняв душ в гостинице, закусив и переодевшись, они немедленно отправились в клинику. Тот же шофер доставил их к дверям огромного серого здания главной травматологической больницы Пекина.

В отделе реанимации, где лежали выжившие жертвы авиакатастрофы, было тихо и пустынно. В ярко освещенных, чистых больничных коридорах, которые мало чем отличаются друг от друга во всем мире, слышалась тихая речь и приглушенное жужжание приборов; специфический медицинский запах нес в своем китайском варианте лишь едва уловимую примесь каких-то восточных благовоний.

В поисках Антона им предстояло провести опознание двух выживших пассажиров — мужчин. Третий — молодой китаец — был в сознании, и о нем речи не шло.

Их провели в реанимационную палату, где стояла одна-единственная кровать. На ней лежал очень полный мужчина средних лет европейского вида. Его короткое пухлое тело было опутано проводами и прикрыто простыней, часть лица скрывала повязка. Человек тяжело дышал, но явно был без сознания. По очертаниям крупной рыхлой фигуры, по широким, незакрытым простыней ступням и короткопалым рукам, покрытым седыми волосками, Светлана с Сергеем мгновенно поняли, что этот человек никак не может быть тем, кого они ищут. По возрасту он годился бы Антону в отцы.

У второй двери Светлана замерла и перекрестилась. Она испытывала сейчас настоящий ужас — единственное чувство из обуревавшей ее эмоциональной стихии, которое она могла бы назвать точным словом.

Перед ними в противоожоговой камере в глубоком забытьи лежал молодой мужчина. Голова, шея, уши были густо покрыты белой мазью. Толстый слой специального средства скрывал черты лица, человек был словно в маске. Глаза оказались плотно закрыты, ресницы опалены, и лишь выходящие из носа и рта трубки свидетельствовали, что в нем еще теплится жизнь.

По росту и по общему очертанию тела он напоминал Антона. Обгоревшая кожа на груди и ногах была покрыта салфетками с мазями различных цветов, и Светлана сквозь застилавшие глаза слезы — даже ее достаточно черствая душа поняла, какие страдания испытывает этот человек, — сумела разглядеть что-то вроде оранжевой облепихи, белоснежную медицинскую присыпку, обгоревшее коричневое мясо, прозрачные водянистые пузыри…

Заметив, как русская женщина покачнулась, стоявший рядом китайский врач решил ей помочь. Он внимательно посмотрел на Светлану и спросил через переводчика в белом халате, были ли у Антона Житкевича какие-нибудь особые приметы. Она отрицательно покачала головой с непоколебимой и искренней уверенностью. Ни больших родимых пятен, ни бородавок, ни шрамов — кому ж это и знать, как не родной жене! Правда, у Антона были очень изящные, хрупкие, словно у женщины, ступни ног и ладони, но все эти части тела оказались в послеожоговых отеках, по ним ничего не определишь.

— Мы хотели бы задать вам конкретный, прямой вопрос, — медленно произнес медик, и переводчик, старательно подбирая русские слова, выполнил свою работу. — Думаю, все ваши сомнения сейчас рассеются. Скажите, у вашего мужа были татуировки?