Особый район - Юрий Козловский

Все мужское население поселка, включая старших школьников, должно было разделиться на специализированные бригады с учетом опыта и умений каждого. Одни будут заниматься заготовкой дров, вторые — охотой, третьи — рыбалкой. Понятие браконьерства отменялось, дозволялись все способы добычи, лишь бы забить в ледник как можно больше мяса и рыбы. Женщинам тоже нашлось занятие. Они должны были до прихода зимы собрать и переработать как можно больше грибов и ягод. От этой повинности освобождались только те, от кого зависело жизнеобеспечение поселка — врач, медсестры, повара в поселковой столовой, работницы детского сада и некоторые другие. Ну и, конечно, женщины с маленькими детьми.

Власть в поселке сосредотачивалась в руках директора прииска, но по самым важным вопросам решения он принимал совместно с комитетом из пяти человек, выбранным тут же, на совещании. В пятерку вошли трое старожилов, в том числе Валера Седых, и двое из недавно приехавших. Против одного из них, спокойного и рассудительного начальника буровзрывных работ Рокотова, Иван Петрович ничего не имел, но второй, хитрожопый молодой якут-полукровка, инженер из производственного отдела с доставшейся от отца-хохла и очень для него подходящей фамилией Пройдисвит, ему активно не нравился. Его недавно прислали из Якутска с самыми лучшими рекомендациями, как отлично понимал Незванов, чтобы работа на прииске дала ему толчок для карьерного взлета. Пройдисвит громче всех ратовал за продолжение промывки и живописал кары, которые обрушатся на головы руководителей за срыв добычи драгоценного металла. Но за него проголосовали, пусть даже с минимальным перевесом, и Иван Петрович не мог ничего сделать.

Следующим этапом было общее собрание жителей поселка. Все уже знали в общих чертах, что случилось, но ждали объяснений от начальства. Когда Незванов подробно, ничего не скрывая, рассказал им все, официально объявил о введении чрезвычайного положения, изложил программу действий на ближайшее время и честно признался, что выход в большой мир вряд ли возможен, у некоторых из присутствующих началась истерика. У кого-то за пределами закрытого района оказались уехавшие на каникулы дети, кто-то собирался в отпуск, у кого-то заканчивался срок контракта, и он уже предвкушал возвращение в родные края. А один мужик стал громко возмущаться тем, что не будет выплачиваться заработная плата, и вместо нее начальство придумало какое-то распределение.

— Снова уравниловка! — кричал он на весь зал. — А если я больше соседа наработаю? Значит, и съесть должен больше! Хватит, коммуняки поганые, не позволим!

— Ты сначала наработай, а потом ори, — громко сказал ему с другого конца зала Колька Евтушенко. — Ты же все время только и смотришь, чтобы больше другого не сделать.

— А ты тоже коммуняка недобитый! — зло выкрикнул мужик. — Тебе бы все перед начальством выслуживаться!

Это уже было полной напраслиной. Евтушенко еще ходил в школу, когда кончилась власть коммунистической партии, а что до второго обвинения, то независимый и самолюбивый Колька никогда никому не кланялся. Поэтому, услышав в свой адрес такое, он рванулся через ряды, чтобы вцепиться в обидчика, и остановил его только гневный голос Незванова:

— Прекратить! А то быстро разберемся, кто тут больше других работает!

Весь поселок отлично знал, что директор никогда не разбрасывается словами напрасно, и окрик сразу остудил горячие головы. Многие помнили, как один мужик, отправив семью в отпуск, ушел в загул и после недели беспробудного пьянства, одурев от водки, выскочил из дома с ружьем и стал палить во все стороны. Соседи позвонили участковому, лейтенанту Винокурову, тот прибежал, размахивая пистолетом, но когда мимо его головы просвистел заряд дроби, залег за угол и стал благоразумно дожидаться, когда у мужика кончатся патроны.

Все это происходило недалеко от конторы, и Незванов услышал выстрелы. Вышел, узнал, в чем дело и, не прячась, пошел прямо на ствол. Никто даже не сообразил, как это произошло, но Иван Петрович подошел к мужику, взял у него из рук ружье и отдал его подбежавшему лейтенанту. А потом отвесил растерянному алкашу такую оплеуху, от которой тот отлетел метра на два и затих.

— А это, как с собаками, — объяснял потом Иван Петрович. — Главное, взгляд поймать. Если поймал, считай, он твой. Делай с ним, что хочешь.

Примечательно, что после той истории Незванов уговорил участкового не заводить на мужика дело, и лейтенант, хоть и со скрипом, ограничился конфискацией ружья и штрафом.

Теперь, успокоив забияк, Иван Петрович подумал — нужно будет обсудить с участковым, который в новых условиях продолжал исполнять прежние обязанности, что делать с нарушителями. Раньше арестованных отправляли в райцентр, а что делать теперь? Тюрьму, что ли, организовывать? Что же, может быть, и придется.

Народ между тем продолжал шуметь. Кричали все сразу, каждый хотел задать свой вопрос, поэтому никого не было слышно. Чтобы немного успокоить страсти, Незванов предложил устроить получасовой перерыв. Пусть мужики перекурят, успокоятся, и женщины обсудят между собой свои проблемы.

После перерыва Иван Петрович заметил, что народ в зале расселся по-другому. Присмотревшись, он без особого труда разобрался — начали обозначаться новые коалиции и группировки, сбиваясь вокруг лидеров. Если до перерыва мужики сидели в основном бригадами, а женщины больше придерживались принципа соседства, то теперь многое изменилось. Вот, например, в левой половине зала шепчутся о чем-то «крепкие хозяева», что держат большие теплицы и свинарники. И группировались они вокруг мастера стройцеха Ивана Глаголы, владельца самого большого в поселке свинарника на двадцать голов и огромной теплицы, в которой день и ночь корячилась его тощая жена Слава. До того тощая, что в поселке смеялись — Глагола продает все сало, а Славе ни кусочка не достается. А тот, плюя на насмешки, уже купил в Тернополе магазин и собирался покупать еще один.

Как и предполагал Незванов, перекурив и перетерев новости, народ слегка притих, и собрание дальше пошло спокойнее. Первым захотел высказаться Глагола.

— Вот вы скажите, Иван Петрович, что будет с нашими хозяйствами? — заискивающим тоном спросил он и тут же добавил: — Это не только я интересуюсь, люди просили узнать.

— А что ты собираешься делать? — грубовато ответил Незванов. — На сколько у вас комбикорма хватит?

— До зимы примерно…

— Ну, и на складе еще несколько тонн лежит. Потом все равно свиней резать придется.

— Да я не о том, — смешался Глагола. — Так что, наши поросята тоже пойдут на общество, а нам достанется столько, что и всем?

— А ты сможешь двадцать хрюшек сам слопать? — сделал удивленное лицо Незванов, и зал взорвался хохотом. Глаголу в поселке не любили. В нем удивительным образом сочетались, казалось бы, несовместимые черты. Отличный специалист и неутомимый трудяга, успевавший безупречно исполнять свои обязанности в стройцехе и одновременно держать в полном порядке свое огромное хозяйство, он был в то же время неисправимым подхалимом с начальством и законченным хамом и тираном с подчиненными, за что ему неоднократно били морду. В итоге двое его бывших подчиненных теперь мотали из-за него срок.