Ночи кровавого железа - Глен Кук

Плоскомордый унес подальше девушку, отпихнул меня назад, как тряпичную куклу, залез в карету и вытащил старикана. Когда Плоскомордый сердится, нельзя путаться у него под ногами. Он все крушит.

Огонь в глазах старика потускнел. Плоскомордый поднял коротышку одной рукой, проговорил: Что это за фокусы, доходяга, черт тебя побери? – и шмякнул его о ту же стену, которая погубила Шрама. Потом начал без особого почтения пинать их ногами, отвешивая удары по очереди. Я слышал, как трещат ребра. Я решил утихомирить Плоскомордого, а то он еще кого-нибудь убьет, но не знал, как это сделать. Не хотел попадаться ему под руку, пока он в таком состоянии. И меня все еще преследовал рой мокрых от дождя бабочек.

Тарп успокоился сам. Он взял старика за шиворот и швырнул в карету. Дед заскулил, как побитый щенок. Тарп бросил туда же Шрама и поднял голову. На месте кучера никого не было, и Тарп просто ударил стоящую рядом лошадь по заду и гикнул.

Карета сорвалась с места.

Сутулясь под дождем, Тарп повернулся ко мне.

– Вот мы и позаботились об этих шутах. Эй! Что с девчонкой? Она исчезла.

– Черная неблагодарность. Баба есть баба. Черт ее возьми. – Плоскомордый на секунду задрал голову и подставил лицо под дождь. – Я на этом не остановлюсь. Давай пойдем напьемся, а потом хорошенько с кем-нибудь подеремся.

– Я думал, мы уже достаточно подрались.

– Ба! С этими разве драка? Слабаки! Пошли.

Мне вовсе не улыбалось накликать на себя беду. Но спрятаться от дождя и от этих бабочек неплохо бы. Я говорил, что не совсем утратил здравый смысл.

Один из двух бандитов валялся в сточной канаве около двери Морли, перекрывая путь стекающей по трубе воде. Второй вылетел наружу, как раз когда мы подошли.

– Эй! – завопил Тарп. – Смотрите, куда мусор выбрасываете!

Я оглядел помещение. Девушка не вернулась. Мы с Морли и Рохлей устроились за столиком и стали думать, что все это значит. Плоскомордый ушел искать настоящих приключений.

Я как следует приложился к пиву из бочонка Рохли (не пропадать же серебряной марке), и мы с Морли поговорили о королях и капусте, и о бабочках, и о старых временах, которые никогда не были очень уж добрыми, хотя иной раз мне и везло. Мы решили все мировые проблемы, но пришли к выводу, что никто из правителей не обладает достаточным умом, чтобы осуществить нашу программу. А сами мы не хотели браться за эту работу.

О женщинах мы говорили недолго. Недавний успех Морли затмил мои достижения. И сил моих не было смотреть, как эта огромная бесформенная туша Рохля откинулся на спинку стула, подбоченился и самодовольно заулыбался, вспоминая о своих победах.

Дождь лил не переставая. Наконец я заставил себя вернуться к действительности. Я снова промокну до нитки. А если Дин не ответит на мои крики и стук в дверь, то еще сильнее. Стиснув зубы и ни на что не надеясь, я покинул Морли и его заведение. Дотс выглядел таким же самовлюбленным, как его бармен. Он-то уже дома.

Я опустил голову как можно ниже и пожалел, что не хватило ума надеть шляпу. Я так редко ношу ее, что мне и в голову не пришло украсить себя этим предметом, хотя это было бы очень кстати. Капли дождя тут же ударили меня по затылку и потекли по спине.

Я замедлил шаг на том месте, где мы спасли загадочную дочь Чодо от ее не менее загадочных похитителей. Здесь было почти темно. Дождь стер большую часть следов. Я порыскал вокруг и уже подумал было, что добрая половина происшедшего мне привиделась, как вдруг обнаружил на земле большую запачканную грязью бабочку. Я поднял трупик, осторожно зажал его в левой руке и унес с собой.

* * *

Я живу в старом красном кирпичном доме, расположенном в некогда богатом квартале на Макунадо-стрит, близ Дороги чародея. Ныне средний класс в полном составе сбежал с тонущего корабля. Большинство соседних домов поделили и сдали внаем семьям с выводками детей. Обычно, подходя к дому, я останавливаюсь, внимательно рассматриваю его и размышляю о том, что лишь счастливый случай помог мне остаться в живых, когда я расследовал дело, которое принесло мне деньги на покупку этого самого дома. Но стекающие по спине холодные капли убивают все воспоминания.

Я взбежал по ступенькам; что есть силы стукнул в дверь, как у нас условлено: Бум-бум-бум – и заорал: Дин, открой! Я тут утону. Ярко вспыхнула молния. Гром встряхнул меня так, что зубы застучали. Раньше небесные властители не враждовали между собой, только готовились ко второму Всемирному Потопу. Гром и молния предупреждали, что они не шутят. Я стучал и кричал. Крыльцо не защищает от дождя.

Возможно, у меня звенело в ушах. Но мне показалось, что в доме мяукает котенок. Я знал, что этого не может быть. Я отругал Дина за его приблудных кошек. Он не рискнет приняться за старое.

Изнутри послышались шарканье и шепот. Я снова заорал. Открой эту чертову дверь, Дин. Мне холодно. Я не угрожал. Я не так воспитан, чтобы угрожать человеку, который просто может лечь спать и оставить меня куковать под дождем.

После музыкального вступления, состоящего из проклятий, щелканья задвижек и лязга цепочек, дверь заскрипела. Старый Дин стоял на пороге и разглядывал меня из-под полуопущенных век. В эту минуту он выглядел лет на двести. Ему под семьдесят. И для своего возраста он очень проворный.

Он как будто не собирался меня впускать, я уж решил, что придется через него перешагнуть. И двинулся вперед. Он посторонился. Я проговорил:

– Как только дождь прекратится, чтобы кошки здесь не было.

Я старался дать ему понять, что, если кошка не уйдет, уйдет он. Он начал лязгать задвижками и цепочками. Раньше всего этого не было.

– У нас теперь здесь лавка скобяных товаров?

– Мне неспокойно в доме, где вся защита от воров – несколько замков.

Нам надо будет как следует поговорить о том, что можно и чего нельзя себе позволять. Я отлично знал, что за этот металл он заплатил не из своего кармана. Но сейчас не время для разговоров. Я не в лучшей форме.

– Что это у вас?

Я и забыл про бабочку.

– Бабочка-утопленница.

Я унес ее в кабинет, крошечную комнатушку – последняя дверь по левой стороне коридора, рядом с кухней. Дин ковылял сзади, держа свечу. В изображении дряхлости он настоящий артист. Просто удивительно, каким он сразу становится беспомощным, когда замышляет что-нибудь сомнительное.

Я взял у него свечу и зажег лампу.

– Иди-ка обратно в постель.

Он посматривал на закрытую дверь маленькой гостиной, эту дверь мы прикрываем, только когда в комнате кто-то есть и мы не хотим, чтобы его видели. Обитатель гостиной царапался в дверь. Дин сказал:

– Я уже совсем проснулся. Могу и поработать. – Вид у него был совершенно сонный. – Вы еще не скоро ляжете?

– Скоро. Вот только изучу это насекомое, поцелую Элеонору и пожелаю ей спокойной ночи.