Иллюзии - Ричард Бах

Старик, сидевший в передней кабине, неотрывно смотрел сквозь проволоки, скрепляющие крылья моего биплана, на ферму, над которой мы кружили.

На крыльцо вышла женщина, одетая в синее платье с белым фартуком, и помахала нам рукой. Старик помахал в ответ потом они еще долго будут вспоминать, что несмотря на такую высоту видели они друг друга просто прекрасно.

Наконец, он повернулся ко мне и кивнул, говоря, что «уже хватит, спасибо, мы можем возвращаться». Я сделал большой круг над городом Феррис, чтобы жители узнали, что и их могут покатать на самолете, а затем стал по спирали спускаться к нашему полю, чтобы показать им, где все это происходит. Как только я коснулся земли, сделав крутой вираж над кукурузой, самолет Дональда поднялся в воздух и сразу же повернулся к ферме, над которой я только что побывал.

Однажды я участвовал в аттракционе, где летало пять самолетов, и на мгновенье ко мне вернулось то самое чувство напряженной работы, которое испытываешь, когда один самолет с пассажирами взмывает ввысь в тот момент, когда другой садится. Мы коснулись земли с небольшим толчком и, тихо шурша шинами, покатились к дальнему концу скошенного поля, вдоль которого проходила дорога.

Я выключил двигатель и помог старику, отстегнувшему свой ремень безопасности, спуститься на землю. Он достал бумажник из кармана куртки и, качая головой, отсчитал положенную сумму.

«Отличная поездка, сынок».

«Так точно, сэр. Мы предлагаем лишь первосортный товар».

«Твой друг, вот уж кто умеет предложить свой товар».

«Почему же?»

«Готов поспорить, что ему удалось бы продать снег эскимосам».

«С чего вы взяли?»

«Да все из-за девчонки. Надо же! Моя внучка, Сара, летит на самолете!» Он смотрел на кружащий над фермой биплан, который казался нам серебристой мошкой. Он говорил так, как говорил бы хладнокровный человек, заметив, что на засохшей березе во дворе вдруг расцвели цветы и появились налитые румяные яблоки.

«С самого рождения она терпеть не может высоты. Пускается в крик. Боится до ужаса. Сара скорее засунет руку в осинник, чем полезет на дерево. Не поднимется на чердак, даже если бы во дворе уже плескался Великий Потоп. Она творит чудеса с машинами, ладит с животными, но высоту совершенно не выносит. И вот тебе на — летит по воздуху».

Потом он заново просмаковал этот полет, припомнил и другие; он говорил, что раньше, много лет тому назад, через Гейлсберг и Монмоут частенько пролетали парни на таких же бипланах как у нас, и каких только штук они не выделывали.

Я смотрел, как к нам издалека приближается аэроплан, становится все больше и больше, опускается по спирали вниз, ложась на крыло намного круче, чем я мог бы позволить себе, катая девочку, которая боится высоты, скользит над кукурузой, пролетает над оградой и садится в поле сразу на три точки — что меня просто поразило. Должно быть Дональд Шимода много полетал на своем «Трэвэл Эйр», если он умеет его так сажать.

Самолет по инерции катился по полю и остановился точно около нас, пропеллер напоследок пропел «кланк-кланк» и замер. Я внимательно посмотрел на него. Ни единой мошки не разбилось о пропеллер, а в нем метра два с половиной.

Я поспешил на помощь, расстегнул девочке ремень безопасности, открыл маленькую дверку передней кабины и показал ей, куда надо наступать, чтобы не продавить матерчатое крыло.

«Ну, тебе понравилось?» — спросил я.

Она как будто и не слышала меня.

«Дед, я совсем не боялась. Мне не было ни капельки страшно, честно! Наш дом был совсем как игрушечный, и мама мне махала рукой, а Дон сказал, что мне было страшно потому, что когда-то я упала с высоты и умерла, но теперь мне уже больше не надо бояться! Дед, я стану летчицей! У меня будет самолет, я сама буду его чинить, летать куда захочу, катать пассажиров! Ведь можно, правда? Правда, здорово?»

Глядя на старика, Шимода улыбнулся и пожал плечами.

«Сара, это он тебе сказал, что ты будешь летчицей?»

«Нет, но я обязательно буду. Я уже и сейчас здорово разбираюсь в моторах, ты же знаешь!»

«Ну ладно, об этом ты поговоришь со своей матерью. Нам пора домой».

Они поблагодарили нас, и один зашагал, а другая вприпрыжку пустилась к пикапу, они оба изменились после того, что произошло в поле и в небе.

Подъехали две машины, затем еще одна, а позже, к полудню у нас собралась целая толпа желающих поглазеть на Феррис с высоты. Мы сделали по двенадцать или тринадцать вылетов, стараясь провести их побыстрее, а затем я сгонял на заправку в городе, чтобы привезти бензина для моего «Флита». Затем еще несколько пассажиров, и еще, вот уже вечер, но мы летали без перерыва до самого захода солнца.

Во всей этой спешке я забыл спросить о Саре и о том, что ей сказал Дон, придумал ли он эту историю о смерти, или думал, что так оно и было. Но время от времени, пока усаживались новые пассажиры, я внимательно осматривал его самолет. На нем по-прежнему не было ни царапинки, нигде ни пятнышка от масла, и он явно умудрялся в полете уворачиваться от мошкары, остатки которой мне приходилось стирать с моего лобового стекла каждый час.

Когда мы прекратили полеты, небо уже стало фиолетовым. А к тому времени, когда я разжег свою жестяную печку, уложив на сухие кукурузные стебли брикеты древесного угля, совсем стемнело, и сполохи огня отражались в наших самолетах, стоявших поблизости, выхватывая из мрака окружавшую нас золотистую солому.

Я заглянул в коробку с припасами. «На выбор: суп, рагу или макароны в томатном соусе,» — предложил я. «А может хочешь груши или персики? Разогреть персики?»

«Все равно», — сказал он мягко. «Что угодно или совсем ничего».

«Ты что, не проголодался? Денек выдался жаркий!»

«Да выбор уж не больно заманчив. Давай, разве что на худой конец, рагу».

Я открыл банку с рагу моим перочинным ножом — это один из тех знаменитых швейцарских ножей, которые во время войны выдавали военным летчикам, в нем куча лезвий и я им очень гордился — проделал то же самое с банкой макарон, а потом поставил их на печку.

Мои карманы были набиты деньгами… наступал один из самых приятных моментов. Я вытащил бумажки и сосчитал, не особо стараясь их расправлять. Всего набралось 147 долларов, и я начал считать в уме, что дается мне с великим трудом.

«Это будет… это будет… так, четыре и два в уме… сегодня было сорок девять полетов! Дон, я и „Флит“ заработали больше сотни! А ты должно быть огреб больше двух, ты ведь все больше подвое катал?»

«Все больше…» — повторил он.

«Кстати, о том учителе, которого ты ищешь…» — начал он.

«Я не ищу никакого-такого учителя», — перебил я. «Я считаю денежки. Мне этого хватит на целую неделю, хоть и дождь зарядит, мне не страшно».