Забыть тебя невозможно - Мария Высоцкая

Пашка задвигает эту тираду, пока ведет меня к машине и открывает дверь.

Юркнув в салон, накидываю ремень и вытягиваю ноги. Адские босоножки.

— Катя хорошая, — начинаю защищать Токман, как только Воронин садится за руль. — Отличный человек и замечательный друг.

— Я бы с тобой поспорил.

Паша бросает взгляд на мою грудь. Прищуривается.

— Это что?

Непонимающе смотрю ему в глаза.

— Ты без белья?

— Не начинай, пожалуйста, — устало прикрываю глаза.

— То есть ты идешь в клуб, ничего мне об этом не говоришь, еще и в таком виде.

— В каком? — начинаю злиться. — Майка плотная, и у меня не четвертый размер, да даже не второй, блин. На улице вторую неделю жарит. Мы с мамой были в парке, перед тем как я в ресторан поехала, домой уже не успевала, чтобы переодеться.

— Ничего бы не случилось. Опоздала бы немного.

— Если учесть, где я живу, на полтора часа минимум. Давай закроем эту тему.

До боли сжимаю в кулаке кольцо, которое сняла с пальца. Что я творю вообще?

Мой хороший, правильный Паша из профессорской семьи, долбаные академики в шестом поколении. У них дача на Новой Риге и званые обеды каждое воскресенье.

На одной чаше весов — полгода отношений с ним, на другой — несколько часов, проведенных в обществе Азарина. Несколько сотен минут, за которые я, очень хочется верить, поддалась порыву, но это не так. Я сделала все это намеренно, прекрасно осознавая, на что иду.

Очередная насмешка судьбы. Так долго орала, что меня предали, а теперь сотворила то же самое глазом не моргнув. Браво, Арина!

Как я теперь буду в глаза Паше смотреть? Предательница. Мелкая, лживая, лицемерная предательница. Потому что даже сейчас в моей голове нет и намека на то, чтобы рассказать ему правду. Покаяться. Я продолжаю пялиться в окно и молчать. Строить из себя обиженку из-за того, что он отчитал меня за голые сиськи под майкой и поход в клуб без разрешения.

Веду себя так, словно не стонала в туалете, пока Тим засовывал пальцы мне в трусы.

Два года назад Азарин оказался честнее и явно смелее меня.

— Паш, прости, — поворачиваю голову, прилипая виском к подголовнику. — Я просто…

— Мне неприятно, Арина. Ты обещала одно, а по факту…

— Знаю. Знаю. Прости, ладно?

Воронин сжимает мою ладонь и подносит к своим губам. Трепетный жест, но я ничего не чувствую. Бабочки в животе подохли в лето выпускного.

— Тебя к родителям?

— Да.

Дальше едем молча. В салоне негромко играет классическая музыка. Кажется, это Верди.

Паша целомудренно целует меня в губы, прежде чем я выхожу из машины. С момента, как я рассказала ему о своей проблеме, слово целомудрие стало его кредо. И, честно говоря, это не нормально.

— Пока, — улыбаюсь и выскальзываю на улицу.

Когда захожу во двор, еще минут десять сижу на ступеньке у двери.

Это ужасно, потому что стоит только прикрыть глаза, и я будто наяву слышу его голос.

Это вычурное «люблю» теперь меня преследует. А еще прикосновения и те эмоции, что я успела испытать, пока ерзала на долбаной раковине, изо всех сил цепляясь за Азаринские плечи. Такое чувство, что я до сих пор возбуждена.

В сумке снова пиликает телефон. Сто процентов Паша желает спокойной ночи.

Снимаю с блокировки, чтобы ответить, и застываю. Не Паша это.

Тим. Он отправил мне сообщение со своего старого номера. Еще один привет из прошлого. Я эти цифры наизусть знаю, и все два года, когда набирала их, мне говорили одно и то же — номер заблокирован.

Облизываю губы и открываю послание.

Тим: Ты потеряла.

А после фотка моей цепочки, лежащей на столе. Инстинктивно касаюсь шеи. Точно, ее нет. Тут же печатаю ответ.

Ариша: Можешь выкинуть.

Он минут пять молчит, а потом присылает еще одно фото. Мои щеки мгновенно вспыхивают, а фотка пропадает.

Тим: Сорри, это не тебе.

Сглатываю и блокирую телефон. Он скинул мне дикпик. Потом удалил и написал… Телефон снова пиликает.

Тим: Сладких снов, Громова.

Тим

— Тим?! Ты чего тут делаешь?

Бросаю тряпку в ведро, поворачиваясь на мамин голос.

— Кофе пролил. — Вытираю мокрые руки о спортивки. — Ты знала, что Вера под кроватью не моет?

Пока чешу затылок, разглядываю, как быстро меняются эмоции на мамином лице.

— Ты помыл полы? Руками?

Она, видимо, все еще в шоке, судя по тому, что так и стоит в дверях, переминаясь с ноги на ногу. Я внес в ее распланированное утро разнообразие.

Честно говоря, уже на рефлексах получилось. Пошел за ведром и тряпкой, чтобы вытереть разлитый кофе, очнулся, когда домывал паркет у двери. Первый год в училище за мой длинный язык я был первым в списке на внутренние наряды. Как наказание, естественно.

— Ма-а-а-а-м?

— А, — вздрагивает, — да. Я просто… Неожиданно. Скажу Вере, чтобы тщательней убиралась. Завтракать будешь?

— А ты не опаздываешь?

Мама по утрам редко завтракает дома, в принципе, как и отец. Это не зависит от дня недели.

— Я сегодня решила устроить выходной. Вчера толком пообщаться не удалось, ты почти сразу убежал. Так давно тебя не видела. Ты же не собираешься туда возвращаться, правда?

Передергиваю плечами. Я еще не решил, если честно.

— Думаю. — Поднимаю ведро, направляясь в ванную.

Мама идет следом. Наблюдает за тем, как я выливаю воду в унитаз, а потом выжимаю тряпку над раковиной.

— Я думала, ты до обеда спать будешь. Поздно вчера приехал. Тебя просто не узнать.

Прям чувствую, что у нее слезы вот-вот накатят.

А проснулся я рано независимо от того, что лег часа в четыре. Привычка.

— Ты завтрак предлагала.

— Да-да. Идем скорее. Я так рада, что ты приехал. Очень соскучилась, — мама все же срывается. Всхлипывает и повисает на моей шее.

— Не плачь.

— Ох, ну чуть-чуть-то можно? — смеется и, отстранившись, вытирает собравшиеся во внутренних уголках глаз слезинки. — Как вчера с ребятами встретился?

— Нормально.

Сажусь за барную стойку, пока мама колдует над пирогом. Несмотря на статус, пироги она печет лучше нашего повара.

— Арину видел? — спрашивает и сразу защищается: — Не смотри на меня так. Я за тебя волнуюсь.