Игра на выживание - Ники Сингер

Кто испытал настоящую жажду, тот ее не забудет.

Потом поднимаюсь обратно на холм. Мальчик наблюдает за мной, сидя в треугольнике, который образовывает самое большое поваленное ураганом дерево. Мое дерево. То самое, под которым я планировала заночевать.

Северу приходится платить за повышение глобальной температуры, и ураганы входят в цену. Но ураганы сошли на нет. В отличие от жары в экваториальном поясе. Тот, который повалил мое дерево, видимо, был особенно сильным. Дерево похоже на гигантский гриб, ствол – ножка, а мохнатый диск из корней и земли – шляпка.

Подойдя ближе, я вижу, что мальчик расчистил место под стволом: убрал ветки, и большие, и самые тонкие. Сразу видно – научился находить укрытие в любой обстановке. Он даже камни убрал, хотя тут я могу ошибаться.

Получается теперь мое место – его место.

Только меньше. Ровно для одного мальчика.

В Прошлом я бы рассмеялась.

Но сейчас я становлюсь на колени и начинаю расширять очищенное мальчиком место. Он наблюдает. Я раскидываю крупные ветки, выметаю место ветками поменьше, потом проверяю, нет ли камней. Если хочешь ночью спать, избавься от камней, даже от самых мелких. С наступлением ночи мелкие камни увеличиваются в размерах.

Вот так. Порядок.

Похоже, ночь мы проведем вместе. В этом нет ничего страшного. Завтра так и так наступит, от нас это не зависит. И утром я пойду дальше.

Пойду быстрее, чем он.

Наконец я сажусь и развязываю свой узелок с едой. Платок когда-то был белым, но сейчас он серый. Сыр, немного покрошившийся, и горбушка хлеба. Запах какой-то горьковатый. Сначала меня это удивляет, но потом я понимаю: это не сыр так пахнет, а мальчик. Я принюхиваюсь. От него пахнет немытым телом, это такая смесь запахов рыбы, мочи, пота и плесени. Думаю, от меня пахнет так же.

Мальчик смотрит на мой хлеб.

Смотрит на мой сыр.

Он мне никто, я за него не отвечаю. Завтра уйду и не оглянусь на него. Он не сможет за мной угнаться, а если и сможет, границу ему не перейти. Он не доберется до безопасного места. Глупо делиться ресурсами с теми, кто так и так не выживет.

Откусываю кусочек хлеба. Маленький кусочек. Съедаю. Потом – кусочек сыра.

Мальчик смотрит на мой рот. Смотрит, как я жую.

Но молчит.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я.

Тишина.

Есть еще вопросы, которые я могла бы ему задать.

Куда ты идешь?

Откуда ты?

Что видел?

Толку от этих вопросов – ноль. Все идут на север, все идут от экваториального пояса. Все на пути повидали немало. Любому с лихвой хватает историй о собственных лишениях.

– Меня зовут Мари, – показываю на себя пальцем.

Потом повторяю:

– Мари.

Вообще странно, что я решила назвать свое имя. Если представляешься кому-то, значит собираешься продолжить с этим человеком общаться. Но я не собираюсь общаться с этим мальчиком. Так было с Мохаммедом, и эту ошибку я больше не повторю. Хотя, если быть честной, я с ним и не знакомилась. Зачем знакомиться с сыном шофера родителей? Ты с кем-то знакомишься, а потом получается так, что ты за него отвечаешь. Так получилось у меня с Мохаммедом. Только потому, что я была старше, мои четырнадцать против его десяти. Эту ошибку я больше не повторю.

А мальчик все молчит.

И глаза его ничего не выражают.

Тут мне в голову приходит одна мысль.

Я говорю:

– Открой рот.

Он открывает рот. Я вижу его язык – маленький, бледно-розовый.

– Покажи, – говорю я. – Покажи язык.

Мальчик показывает язык.

– Хорошо. Так хватит.

В пустыне рассказывали, что солдаты иногда отрезают у детей языки. Я сама такого не видела, так что не знаю, правда это или нет. Правда в том, что мальчик молчит не потому, что ему отрезали язык, он, скорее всего, молчит, потому что не хочет говорить. Когда захочет, тогда и заговорит.

А он так и сидит с высунутым языком.

Я кладу ему на язык маленький-маленький кусочек сыра.

А потом завязываю остатки еды в платок и прячу.

Мальчик не жует сыр, он его сосет. Его рот, челюсти и щеки двигаются так, будто сыр, который он сосет, гораздо больше того, который я ему дала. То есть настолько большой кусок, что его трудно проглотить. Доев сыр, мальчик достает из кармана шортиков серый голыш. Камешек гладкий, размером где-то с половину моего большого пальца. Мальчик кладет голыш в рот, как будто это леденец, потом смотрит на меня в последний раз, ложится калачиком на землю, спиной ко мне, и засыпает.

Вот так просто.

Раньше я думала, что, если сильно устанешь, заснешь в любом месте. Тогда я ничего не знала о голоде, холоде и снах.

Я думала, холод – это то, что снаружи. Я представить себе не могла, что холод может пробраться тебе в зубы или, например, может заставить дрожать твои почки. Не представляла, как жестко может хлестать по шее ветер, как он задувает под ногти с такой яростью, словно рвется тебе под кожу. Это все я узнала ночью в пустыне. Там я поняла, что даже если свернешься калачиком и сунешь ладони под мышки, это еще не значит, что у тебя получится заснуть. Хотя бы ненадолго. А еще есть боль, которая не проходит. Просто не может пройти. По крайней мере, до утра. Конечно, сегодня не такая безжалостная ночь. Майская ночь на севере Англии, холодная и сырая. Влажность идет от земли и опускается с неба. Влажность – это то, к чему можно привыкнуть.

Если говорить о голоде, то сначала от него страдает только желудок. Желудок урчит, его пронзает внезапная острая боль. Потом ноющая боль уже не отпускает. Она становится все сильнее, как будто голод вырезает тебя изнутри острым ножом. Желудок словно кричит: «Есть! Есть!» И тогда уже подключается мозг, он тоже начинает страдать от голода. Но сегодня я не голодна. Частично потому, что мой желудок уменьшился в размерах, и частично потому, что у меня в платке еще осталась еда. То, что в платке еще есть еда, успокаивает мой мозг, ведь я знаю, что хотя бы в этот день не умру от голода.

Но сны.

О, эти сны.

Они приходят без предупреждения.

Они кричат сквозь ворота Замка.

Они перепрыгивают через каменные стены.

Эти сны находят нужный ключ к последнему замку в башне.

Каждую ночь я пытаюсь их одолеть. Иногда они берут верх, и у меня не хватает смелости даже попытаться заснуть.

Естественно, я выработала стратегию и определенные приемы борьбы с этими снами.

Первое – концентрация. Этим приемом я воспользуюсь сегодня.