Под ударом - Александр Афанасьев

— и не знаешь, о чем они думают. Отвернешься — он первый тебе пулю в спину всадит. Долбанные коммунисты.

— Вот видишь, ты все правильно понимаешь. Коммунисты — это общая угроза для вас и для нас. Она важнее чем то, что делаешь ты и делаю я.

— Да у вас в правительстве половина — коммунисты.

— Не стоит преувеличивать. В Европе так и есть. Но не у нас. Значит, ты пока не нашел канал.

— Нет, — Берк жадно курил, — знаю только одно — поставки небольшие. Две-три винтовки, не более.

— Даже две-три винтовки Драгунова для Белфаста чересчур много, как мы в этом убедились. Канал надо найти. Если не можешь сам — сдай нам братьев. Мы найдем.

— Какого черта? Если их сдать — начнут подозревать меня. О братьях знают от силы пять человек. Считая меня.

— Тогда найди сам. Может, товар выгружают с подводных лодок?

— Не знаю. И… вот еще что. Когда я видел Тома Хорнела, он сиял, как новенький пенни. Говорил, что в следующей поставке будут управляемые ракеты. Ими можно сбить самолет.

— Ракеты? Вот видишь! Теперь это становится еще более важным делом.

— Остановите их. Хорнел будет избран в высший совет ИРА, если доставит ракеты. Если это произойдёт — движение перехватят коммунисты.

Истамбул, Турция. 20 ноября 1987 года

Каждой разведке, даже враждующей — нужно бывает время от времени поговорить с теми, с кем она враждует. Желательно в нейтральном месте и без свидетелей. Американцы для таких дел с русскими обычно используют Вену или Хельсинки. С англичанами — почему-то так получилось, что городом для встреч стал Стамбул. Город ветров…

Стамбул — город на Босфоре, столица четырех империй, город с непростой судьбой. Русские сюда шли — да не дошли, надорвались. А вот англичане дошли — годы 1919, 1920 — турки вспоминают как годы лютого, беспросветного национального унижения. А англичан в городе не любят до сих пор.

Тем не менее, Турция давно была членом НАТО и должна была в будущем стать членом Европейского объединения. Кемаль Ататюрк, родившийся в Салониках сын мелкого чиновника — поставил бывшую империю на дыбы, разом отказавшись от всего прошлого ради европейского будущего. Ататюрк — это запоздалый турецкий Петр Первый. А на его памятнике — внизу расположены меньшие по размеру статуи его соратников и тех, кто помогал ему поднимать Турцию из руин. Среди них — фигуры Климента Ворошилова и Семена Аралова, первого советского военного представителя в Турции. Англичан на памятнике основателю современной Турции — нет ни одного…

Британец прибыл в город первым. А может и не первым — он не знал, каким путем будет добираться русский визави и ему было в общем-то плевать. Он сам летел обычным гражданским рейсом через Франкфурт. Самолет был полон — бизнесмены, разбогатевшие турецкие гастарбайтеры, желающие похвастаться своим успехом перед родными. На него никто не обращал внимания, хотя все его считали своим.

В нем не было ни капли турецкой крови — хотя он был похож на любого обитателя Средиземноморья. Черные глаза немного навыкате, черные чуть вьющиеся волосы, кожа темнее, чем у обычного англичанина — скорее, как у индуса. Внешность он унаследовал от бабки, гречанки. И город был ему не чужим — потому что именно здесь в 1920 год прогуливающийся по набережной — тогда она еще не звалась «авеню Кеннеди» британский морской офицер вдруг увидел потрясающе красивую турчанку, одетую на европейский фасон. Он попытался заговорить с ней на своем жалком турецком, и услышал в ответ на превосходном английском с произношением Челтенхем Ледиз Колледж: «Можете не стараться, мистер, у вас все равно ничего не выйдет». Это и была его бабушка, дочь богатого греческого купца, учившаяся в Великобритании…

На выходе из аэропорта он не стал заказывать такси — а вместе со всеми бедняками сел в долмуш, на нем и доехал до Стамбула. Там он пересел еще несколько раз, пока не оказался на площади Таксим — довольно убогом подражании европейским площадям. Она была известна лишь тем, что несколько лет назад снайперы-националисты открыли здесь огонь по митингу оппозиции.

Еще тут разворачивался трамвай, идущий по историческому центру.

Англичанин сделал вид, что рассматривает архитектуру — хотя и рассматривать тут особо нечего было, а через несколько минут его окликнули:

— Ахмади! Дружище, ты ли это?!

«Ахмади» был его оперативный позывной в Омане.

Они обнялись, поцеловались по-турецки — то есть просто соприкоснулись щеками. Встречавший его офицер был высокопоставленным сотрудником турецкой военной разведки. Одновременно он сообщал британцам новости из мрачного мира правофашистской диктатуры Эврена в обмен на паспорта и деньги на начало новой жизни в Англии, когда дела пойдут совсем плохо…

— Я. Кто же еще…

— А ты не изменился.

— Зато ты…

Турок хлопнул его по животу.

— Кто плохо кушает, тому доверять нельзя!

— Даже так…

— Пойдем, прогуляемся…

Они пошли вниз по проспекту Истикляль к Галатскому лицею. Тогда на этой улице еще не было так людно, и магазинов столько не было. Это была одна их визитных карточек бывшей турецкой столицы — самая европейская улица города. Турецкое выдавали только типичные для турков выдающиеся деревянные закрытые балкончики — они назывались киоски, турки в них любили отдыхать.

— Я встречаюсь с русскими. У тебя всё готово?

— Конечно, друг.

— Можешь проследить, только ради Бога не трогай.

— Сделаем…

— Что нового здесь?

— Ничего, — вздохнул турок, — знаешь, Турция — это страна, в которой за десять лет меняется всё, а за сто — ничего.

— Как твой сын?

— Хочет стать футболистом… вах… позор на мою голову…

— Пусть приезжает к нам. У нас есть футбольные академии.

— О чем ты говоришь, друг?! Я хочу чтобы мой сын пошел по моим стопам — а не пинал мяч.

— Аллаху виднее.

— Аллаху виднее, только чем я его так прогневал…

Они прошли мимо Галатского лицея — лучшей светской школы в Турции. Тут улица делала резкий поворот — и шла к Тунелю.

— Послушай, дружище. Ты помнишь, Кямрана?

— Да, разумеется.

— Как закончишь, загляни к нему. Я тебе покажу кое-что.

— Что именно?

— Допросы русских. Точнее, грузин. У нас сейчас каждый день: что ни день, так переход границы. Один к себе столько золота примотал, чуть не утонул.

— Что говорят?

— Говорят, плохо все, русские грузин больше не любят, расстреливают. Этот Георгадзе никому дыхнуть не дает, воровал — смерть. Вах…

— Хорошо, загляну.

…

Вещей у англичанина не было. Он зашел на верхнюю станцию Тунеля — или закрытого фуникулера, ведущего вниз, к самому Босфору.