Серебряные змеи - Рошани Чокши

Лайла уставилась на письмо, которое принесла ее горничная. Принимая конверт, она думала, что это записка от Зофьи, извещающая о ее возвращении из Польши. Или от Энрике, решившего рассказать о том, как прошла встреча с Илустрадос. Или от Гипноса, приглашающего ее на ужин. Но на конверте стояло имя последнего человека, который мог бы ей написать, а сама записка содержала последние слова, которые она ожидала прочесть:

Я знаю, как найти Божественную Лирику.

Встречаемся в 12 часов.

Шорох простыней вывел ее из оцепенения.

– Возвращайся в постель, – произнес сонный голос.

Холодный декабрьский свет струился из окон, освещая ее апартаменты во Дворце Сновидений – кабаре, в котором она выступала под псевдонимом «Энигма». Вместе с утренними лучами к ней пришли воспоминания о прошлой ночи. В последнее время она часто приводила кого-нибудь в свою комнату, и вчерашний вечер не стал исключением. Это был сын дипломата, который заказал для нее шампанского и клубники после ее выступления. Он понравился ей с первого взгляда. Его тело было не тонким и изящным, а наоборот – крепким и широким. Его глаза были не темно-фиолетовыми, а светлыми, как молодое вино. Его волосы были не сливово-черными, а золотистыми.

Он нравился ей не за то, кем он был, а скорее за то, кем он не был.

Поэтому она могла доверить ему секрет, который каждый день съедал ее заживо. Секрет, из-за которого родной отец называл ее чудовищем. Секрет, который она не могла рассказать самым близким друзьям.

– Я умираю, – прошептала она, когда он притянул ее к себе.

– Умираешь? – ухмыльнулся сын дипломата. – Неужели тебе так не терпится?

Каждый раз, когда Лайла шептала эти слова на ухо любовнику, правда становилась маленькой и незначительной, и казалось, что однажды она уменьшится настолько, что поместится в ладонь и потеряет свою силу. Jaadugar – индийский колдун, который собрал ее тело по кусочкам – сказал, что она не переживет свой двадцатый день рождения. Ей оставалось жить чуть больше месяца, и единственной надеждой на спасение была Божественная Лирика. В этой книге хранились секреты силы Творения – искусства, которому были подвластны разум и материя, в зависимости от природной склонности мастера. С помощью книги ее Сотворенное тело смогло бы продержаться гораздо дольше. Но прошло уже много месяцев, и след Божественной Лирики был утерян, несмотря на всеобщие усилия. Ей оставалось только наслаждаться отпущенным временем… что она и делала.

Теперь в ее груди расцвела острая боль. Лайла положила письмо на туалетный столик. Ее пальцы дрожали после прочтения. Настоящего прочтения. Воспоминания, оставшиеся на бумаге, заполнили ее сознание: Северин выливает расплавленный воск на конверт, а его сиреневые глаза ярко горят.

Обернувшись через плечо, Лайла посмотрела на юношу, лежащего в ее кровати.

– Боюсь, тебе придется уйти.

ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ Лайла вышла на холодные улицы Монмартра. Рождество уже прошло, оставив за собой шлейф праздничной магии. За покрытыми инеем стеклами мигали разноцветные лампочки. Над булочными поднимался теплый дым, разнося по округе аромат рождественского пряного хлеба, покрытого густым слоем янтарного меда. Мир нетерпеливо дожидался Нового года, и каждую секунду Лайла спрашивала себя: как долго ей еще удастся прожить?

В утреннем свете ее алое платье с воротником, вышитым бусинами черного и красного цвета, выглядело слишком вызывающим и казалось, будто ткань пропиталась кровью. Этот наряд стал для Лайлы необходимой броней, которая защитит свою хозяйку от того, что ожидало ее в Эдеме.

Девушка не видела Северина с тех пор, как он зашел в ее комнату без разрешения и прочитал письмо, которое ему не предназначалось. Какой была бы ее жизнь, если бы он не нашел письмо? Если бы она его не написала?

Тогда Лайла не знала, как смириться с тем, что она чувствовала по отношению к Тристану. Она оплакивала его жестокую смерть точно так же, как и тьму, скрытую в глубинах его сознания. Секрет Тристана казался слишком тяжелым, чтобы нести его бремя в одиночку, и девушка написала письмо своему погибшему другу. В письме Лайла сознавалась в том, что нашла доказательства жестокости Тристана, но, несмотря ни на что, продолжала его любить. Этот ритуал она повторяла время от времени: писала тем, кто не мог ответить, и надеялась, что это подарит ей немного умиротворения.

Она вышла из своего номера всего на пару минут, а когда вернулась, ее сердце чуть не выскочило из груди при виде Северина. Но затем ее взгляд упал на письмо, сжатое в его побелевших пальцах. Глаза молодого человека были широко распахнуты, а зрачки потемнели от шока.

– Как долго ты планировала скрыть это от меня?

– Северин…

– Я позволил этому произойти, – пробормотал он.

– Нет, это неправда, – сказала Лайла, делая шаг к нему. – Откуда тебе было знать? Он скрывал это от всех нас…

Но от отшатнулся от нее, выставив вперед трясущиеся руки.

– Маджнун, – ее голос задрожал, возвращаясь к прозвищу, которое она не использовала уже несколько месяцев. – Не позволяй этому призраку преследовать тебя. Он упокоился с миром, освободившись от своих демонов. Тебе нужно сделать то же самое и жить дальше.

Лайла схватила его за запястье, и ее пальцы коснулись клятвенной метки. Она вынудила Северина дать обещание в день его рождения. Ей нужен был статус его любовницы, чтобы она могла следить за прогрессом поисков Божественной Лирики. Но была и другая причина. Лайла хотела, чтобы Северин хоть что-то почувствовал… и на мгновение ей показалось, что она сможет ему помочь. Девушка не забыла его жестоких слов, но она понимала, что эта жестокость вызвана острым чувством вины, и была готова простить Северина, если он простит себя.

– Выбери жизнь, – умоляюще сказала она.

Выбери меня.

Он посмотрел на нее. Сквозь нее. Лайла не могла спокойно смотреть, как он снова уходит в себя, поэтому она схватила Северина за лицо и резко развернула его к себе.

– Ты не можешь защитить всех, – сказала она. – Ты всего лишь человек, Северин.

В тот момент его глаза прояснились. В сердце Лайлы вспыхнула надежда, которая так же быстро погасла, как только он отстранился от нее. Не сказав ни слова, Северин вышел из комнаты. В последний раз, когда она слышала о нем, он был занят поисками Божественной Лирики, как будто это могло избавить его от вины за то, что он жив, а его брат умер.

Лайла крепче закуталась в свое пальто. Свет отразился в гранатовом кольце, которое для нее сделала Зофья. Камень выглядел живым и влажным, словно это было не украшение, а маленькое сердце, вырванное из груди небольшой птицы и обрамленное золотом. На блестящей поверхности виднелись цифры: 21. Двадцать один день до смерти.