Годовой абонемент на тот свет - Дарья Донцова

– Кстати, ее талант лицедея Илье передался. Ну да это неинтересно. Лукавить не стану, я Зине отчаянно завидовала. У нее есть мама, да еще ласковая, добрая. А у меня-то нет. Не подумайте, что Катя обижала меня. Нет! Но были нюансы. На обед Зине куриную ножку давали, мне крылышко. Ей новое платье из секции ГУМа, где отоваривались большие начальники. Мне одежду покупали в обычном магазине. И во всем так. У Зинаиды спальня на втором этаже, двадцать метров с гаком, балкон. У меня на первом, размером поменьше, и темная из-за деревьев. Я не принадлежала к противным детям, которые макароны в тарелке у себя и у брата пересчитывают, а потом канючат: «У него на одну штуку больше». Я была старшеклассницей, отлично понимала: родного ребенка всегда больше любят. Спасибо, что меня в интернат не сбагрили. Кстати, репетитора по английскому наняли только мне, Зине он тогда был без надобности, и в иняз папа меня устроил. И деньги мне в кошелек клали, делами моими интересовались. Но на дне моей души жила обида, скорее я сетовала на судьбу, а не на мачеху, она хорошая женщина. Отец и Катя умерли, когда я уже окончила институт. Сначала ушел папа, а через пару месяцев его жену инсульт разбил. Везу мачеху в «Скорой», она шепчет, речь еще у нее не отнялась, но язык заплетался: «Галя, ты сильная, умная, не бросай Зину. Поклянись, что поможешь сестре». Я пообещала заботиться о младшенькой. Катя прошептала: «Спасибо. Ты хорошая девочка. Прости, что не любила тебя». И замолчала. Умерла она через три дня. Похороны, поминки, все я устраивала. Зина рыдала, мне не помогала. Но я ей замечаний не делала, у нее же мама скончалась. Сама через это прошла, правда, моложе сестры была, но в истерику не впала, у гроба стояла, сцепив зубы. Девять дней миновало, сорок, Зина в институт не идет, ничего не делает. Я в огромном доме осталась за домработницу и за всех остальных. Денег нет. Моей зарплаты молодого специалиста еле-еле на коммуналку хватало. А кушать-то хочется! Вот и пришла мне в голову идея: здоровенные апартаменты сдать, а нам с Зиной переселиться в Колтыково. Сразу легче жить стало, завелись деньжата, пусть маленькие. Время шло, Зина замуж удачно вышла, родился Илья, она уехала к Павлу Ильичу. Но мы связи не теряли, общались постоянно.

Галина скрестила руки на груди.

– Когда мальчику четыре года исполнилось, я заметила, что он совсем не похож на отца. Ничем! Ни внешностью, ни характером, весь в Зину удался. Но это же неудивительно. Дети часто на одного родителя смахивают, потом меняются. Затем на свет явилась Алина. Илья, помнится, день и ночь напролет орал, не спал, зато аппетит у него был зверский, постоянно ел и не толстел. Наверное, потому, что бегал много, вертелся, прыгал. Девочка же была тихая, апатичная, могла полдня продремать, ничего не ела, но все равно была пухленькой. Потом случилась трагедия. Я, к сожалению, уехала на море в Феодосию. Не сразу стала учительницей, работала тогда в одной военной организации. Меня на лето отправили в Крым директором пионерского лагеря, который при моей службе был. Я обрадовалась. Девяносто дней на море, на всем готовом. Еда, проживание – ни копейки не потрачу, да еще зарплату дадут. Работать с детьми мне всегда нравилось, общий язык легко с любым ребенком находила. Вот счастье! Взяла Илью и укатила. Времена давние, мобильных не было, компьютеров тоже. Чтобы в Москву позвонить, надо было рулить в Феодосию, лагерь не в городе располагался, а в двадцати километрах от него. Почту к нам не носили. Полный отрыв от цивилизации, что мне особенно нравилось. Домой мы с Ильей вернулись в конце августа. Я мальчика к сестре привезла, смотрю, Зина сильно похудела, прямо прозрачная стала. Я испугалась:

– Ты заболела?

Она шепотом:

– Я нет.

Ее ответ обусловил мой следующий вопрос:

– А кто болен?

Зинаида зарыдала:

– Алина умерла. Менингит.

Вот ужас! Досталось Зине горя полной чашей. Да еще, представляете, она наедине с бедой осталась. Я в пионерлагере. Павлу Ильичу дали путевку в Карловы Вары, желудок у него болел. В советское время мужа с женой редко за рубеж вместе отправляли. Один из пары всегда оставался дома, был гарантом возвращения супруга. Правда, в Чехословакию могли семье поездку разрешить, и Комаров мог бы кого надо об этом попросить. Но Алина была маленькой, вот Зина и не полетела. Это сестра мне потом рассказала. Да я думаю, что Павел не очень хотел со своим самоваром и пряниками в Тулу катить. Он был хорошим человеком, щедрым, содержал семью, не пил, не курил. Но мужского эгоизма у Комарова было море бездонное. Он любил тишину, покой, абсолютно не занимался детьми, терпеть не мог шум, гам. Отец давал деньги на покупки для Ильи, но сказки ему на ночь не читал, никуда его не водил. Я была твердо уверена: Павел три четверти своей жизни провел, как хотел, брака ни с кем не оформлял. А когда понял, что нужна супруга, которая о нем, старике, позаботится, стал подыскивать себе жену. И столкнулся с проблемами. Ровесницы Павлу были не нужны, зачем ему старухи? Те, кому тридцать-сорок, как правило, разведены, с детьми. Кормить чужого подростка? Восемнадцатилетние девицы на далеко не юного Ромео даже не посмотрят, он для них ископаемое. И вдруг! Зинаида. Юная, симпатичная, активная, да еще влюбилась в него. Зинуля искала второго папу с деньгами, Павел – жену-няньку. Сошлись два эгоиста и на удивление стали жить счастливо. Зина, лицемерка с артистическим талантом, ловко прикидывалась, что любит Павла. На всех праздниках мужу осанну пела, как ни приду к ним в гости, Зинуля вокруг супруга хлопочет, чай ему несет, сама заваривает. А он снисходил до жены, сердце у него по-прежнему было холодное. Шубы покупал, зарплату ей отдавал, но никогда не жалел, не утешал жену. Все вокруг считали их брак идеальным, и он таковым являлся, потому что у Зины и у Павла оправдались их ожидания, каждый обрел что хотел. Но любовью там и не пахло. Когда Алина умерла, Зина была совсем одна в квартире. Подруг, кроме меня, у нее не было. И вот тут мне впервые стало ее по-настоящему жалко. Страшно представить, что пережила мать, устраивая похороны младенца. Правда, она попыталась связаться со мной, отправила телеграмму в Феодосию. Но ее в пионерлагерь не доставили. Куда депеша делась, почему не вручили адресату – ответа на эти вопросы мне искать не хотелось.

Зина больше детей не рожала. И ясно почему, боялась: вдруг ребенок опять умрет. Одному чаду всегда не просто, родители возлагают на него все надежды. Зина видела сына ученым, профессором на кафедре, доктором наук. А парень после кончины отца стал в ларьке торговать. Какие мать ему скандалы закатывала! Оперы! Музыка разная, либретто всегда одинаковое. Илья приносит деньги:

– На, мамочка! Здесь на еду и оплату счетов.

Та трагическим тоном:

– Опять в своей будке сидел?

Сын молчит. Зинаида со слезами на глазах:

– Для чего тебя учили музыке, иностранным языкам? Чтобы пиво мужикам продавал? Позор. Стыдно во двор выйти! Соседи точно думают: «Да уж, у Зинаиды-то сынок – несчастье семьи».

Галина села к столу.

– И так постоянно. Заело пластинку.