Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922 - Александр Геннадьевич Зорихин

станции в Харбине, доступ к военным и гражданским линиям связи между Харбином и Чанчунем, приобретение секретных топографических карт и проектной документации бронепоездов, расширение вербовочной базы агентов393.

Необходимо отметить, что связь оставалась ахиллесовой пятой японской разведки. До марта 1918 г. владивостокская резидентура пересылала отчеты в Токио и обменивалась информацией с харбинским центром через владивостокское телеграфное бюро, однако после его изъятия местным Советом у оппозиционной городской управы Генеральному штабу Японии пришлось обратиться за помощью к администрации КВЖД. В результате переговоров Муто и Хорвата 7 апреля японцы были допущены на харбинскую радиотелеграфную станцию. В течение недели туда прибыли три специалиста Квантунского управления связи, которые вечером 19 апреля установили прямое радиосообщение между Харбином и стоявшим на рейде Владивостока японским броненосцем «Асахи». В июне 1918 г. в харбинский центр из Токио были направлены семь техников связи и два наемных работника во главе с младшим инженер-лейтенантом Такэдзо Осаму. Сменив сотрудников Квантунского управления связи, они продолжили эксплуатацию радиотелеграфного оборудования для обмена данными с Владивостоком и Токио394.

Что касается Колчака, то после его столкновения в мае с Семеновым, вызванным нежеланием атамана подчиняться формальному руководителю охранной стражи КВЖД и непониманием адмиралом истинных мотивов японской помощи белым организациям, Накадзима пришел к выводу о невозможности дальнейшего сотрудничества с Колчаком, называя его в телеграммах в Генштаб от 19 и 21 мая «малокомпетентным в армейских вопросах», «ориентированным на Британию» и «вспыльчивым» человеком. По настоянию Накадзимы адмирал выехал «на отдых» в Японию395.

Используя финансовую и военную помощь Японии, в конце апреля отряд Семенова перешел советско-китайскую границу и, овладев станциями Борзя, Оловянная, приблизился к Чите. По оценкам Разведуправления Генштаба Японии, Семенов к началу наступления располагал 2000 солдат и офицеров, 24 орудиями и 46 пулеметами, в то время как советские части имели порядка 4000 бойцов. В течение 3–4 мая, по данным японской военной разведки, советское командование перебросило под Читу из Хабаровска и Владивостока еще 1100 красногвардейцев и 12 орудий, заставив Семенова остановиться на реке Онон. Побывавший в расположении ОМО 19–21 мая генерал-майор Муто в докладе в Генштаб отмечал, что, хотя в численном плане отряд Семенова был сопоставим с красногвардейскими частями и благодаря финансовой помощи и поставкам оружия из Японии сохранял боеспособность, в случае дополнительных перебросок советских войск из Иркутска он не смог бы удержать занимаемые позиции. К концу мая на Забайкальском фронте сосредоточилось до 13 000 красногвардейцев, и через месяц семеновцы были выбиты обратно в Маньчжурию. Для восстановления боеспособности ОМО харбинский центр передал Семенову 25 июня и 15 июля более 600 000 рублей на вербовку монгол и бурят. Кроме того, 7 июля в состав отряда влился японский батальон добровольцев капитана запаса Окумура Наонари (до 300 человек), сформированный агентами харбинского центра Андзё Дзюнъити и Сэо Эйтаро из рекрутированных в Мукдене, Чанчуне, Фушуне и Дайрэне японских граждан396.

В рамках дальнейшего усиления разведывательной деятельности на материке начальник Генштаба 14 июня 1918 г. официально назначил генерал-майора Муто Нобуёси главой харбинского центра в составе 18 офицеров вместо выехавшего в метрополию Накадзима. В оперативном отношении ему подчинялись резидентуры в Чите, Пограничной, Хэйхэ и Маньчжоули, которые освещали социально-экономическую обстановку, мероприятия органов советской власти, формирование и боевое применение частей Красной армии, деятельность антисоветских организаций, а также другие вопросы, имевшие ключевое значение для планирования интервенции. При этом харбинский центр не столько занимался агентурной разведкой, сколько распределял и контролировал финансовые потоки главам осевших в Маньчжурии антисоветских организаций, для чего в мае 1918 г. в Харбин по просьбе Накадзимы был командирован интендант первого ранга Футами Сэнтаро397. Столь трепетное отношение Токио к деньгам объяснялось хроническим дефицитом финансов на нужды разведки в военном ведомстве: хотя в Генштабе и циркулировали слухи о колоссальных тратах Разведуправления на подрывные акции по всему миру, когда в мае 1918 г. Накадзима обратился к Танака с просьбой выделить средства для Хорвата, заместителю начальника Генштаба пришлось искать помощь у концерна «Кухара», отпустившего на эти нужды 100 000 иен, половина из которых и была направлена в Харбин398.

Таким образом, впервые после Русско-японской войны армия развернула на Маньчжурском театре региональный разведывательный центр, аналогичный по штатам и характеру решаемых задач организации Аоки Нобудзуми. Отличие, однако, заключалось в том, что в 1918 г. наша страна не имела территориальных споров с Японией и не готовилась с ней воевать.

Параллельно с харбинским центром в Северной Маньчжурии действовала разведывательная сеть Квантунского генерал-губернаторства из резидентур в Харбине, Мукдене и Цзилине, которые наряду со сбором информации о России оказывали советническую помощь правительству Чжан Цзолиня. Харбинская резидентура поглощала львиную долю всех средств разведорганов генерал-губернаторства в Северной Маньчжурии: с июля по сентябрь 1918 г. Куросава израсходовал на свою агентуру 4110 иен золотом из отпущенных 6725, еще 33 иены он потратил на финансирование российских газет «Новости жизни» и «Утро России», а также на журнал «Северная Маньчжурия», подготавливая с их помощью общественное мнение КВЖД к прибытию японских войск399.

Рассматривая участие военной разведки Японии в подготовке так называемой сибирской экспедиции, необходимо отметить ее ведущую роль в заключении военного пакта с Китаем, который обеспечил Токио свободный доступ к его транспортной сети, линиям связи и материальным ресурсам в Маньчжурии, а также узаконил пребывание японских разведывательных органов в приграничных с Россией китайских районах вплоть до «маньчжурского инцидента» 1931 г.

Основная тяжесть работы по заключению пакта легла на главного резидента Генерального штаба в Китае военного атташе генерал-майора Сайто Суэдзиро. Искусно играя на слухах о возможном немецком вторжении в Китай, еще в январе 1918 г. он убедил китайского военного министра Дуань Ци-жуя подписать соглашение о совместной разведывательной деятельности вдоль границы с Монголией и Синьцзяном и обмене разведывательными данными о проникновении в регион Германии и Австро-Венгрии. Эксплуатируя внутренние противоречия в китайском руководстве и тезис о германской угрозе, Япония заключила 16 мая 1918 г. секретный военный пакт с Китаем, регламентировавший вопросы размещения японской армии в Северной Маньчжурии после высадки экспедиционных сил. В части, касавшейся агентурной разведки, его пункт 7.7 гласил: «В районах проведения военных операций могут создаваться разведывательные органы [Японии и Китая], и обе страны будут обмениваться важными военными отчетами и картами. Разведывательные органы обеих стран будут обмениваться информацией и оказывать взаимную помощь»400.

Провал наступления Г.М. Семенова, равно как отрядов Н.В. Орлова и И.П. Калмыкова, увязших в июне 1918 г. в боях под Гродеково, ставил под сомнение реализацию планов Японии по интервенции. Однако, несмотря на отсутствие у империи реальных возможностей отделить Дальний Восток от Советской России руками так называемых «умеренных элементов», в конце июня Токио