Помощница для профессора - Аля Кьют

— Идем, — скомандовал он.

Мы снова вышли. Обошли мимо загонов, где с лаем носились бигли и пара Джек Расселов и зашли в торец дома. Там были те же боксы, а кое-где и комнаты с запертыми дверьми, за которыми прыгали с приглушенным лаем собаки.

— Некоторые из них заразные, — объяснил Владлен. — Им бы по уму карантин нормальный сделать, но мест уже и так впритык. Пока не станут здоровыми, не переведу на общий двор. Сюда, — он распахнул дверь, и я увидела молодую маму на подстилке.

Она с упоением вылизывала, как кошка, крошечных темно-янтарных щенков.

— Твой, кстати, постарался, — заметил Владлен.

Роман Андреевич аж стал шире в плечах от гордости.

— Да ну? Ты же стерилизуешь всех.

— Да вот не углядел как-то. Он у тебя юркий, а уж похотливый какой! Сходишь к нему?

— Чуть позже.

Владлен кивнул, пересыпал смесь на весы на столике рядом, добавил воды, потряс емкость, набрал смеси в шприц. Объяснил мне, как держать шприц, как кормить щенка. Усадил на стул и выдал комочек в огромном полотенце. Комочек дрожал, пищал и был таким крохотным, что напоминал новорожденного котенка, а не щенка.

Сначала у меня не вышло его накормить. Щенок отворачивался, тыкался в мои пальцы и не раскрывал рта, хотя еще минуту назад орал, как резанный.

— Ром, помоги. Мне надо сходить, загнать гулен по клеткам, — сказал Владлен и ушел.

Роман Андреевич опустился передо мной на колени. Обхватил мою ладонь, в которой я держала шприц, и со словами: «Вот так» ловко впихнул его в пасть. Щенок присосался.

— Он ест! — просияла я.

Исаев улыбнулся.

— Владу придется кормить его по часам, до восьми раз в сутки. Вставать по будильнику, разводить кашу и кормить. А ведь на нем еще штук двадцать собак и всем нужен свой уход.

— Давайте заберем его, — выпалила я.

— Кого? — удивился Исаев. Вскочил на ноги. — Мы не можем, у нас работа. Это не игрушка, Настя.

— А кто сказал, что это игрушка? Я могу его выкормить! У Владлена здесь тоже работа, так чем наша настолько сложна или невыполнима, что мы не можем сделать того же?

Роман Андреевич изменился в лице.

— Настя, он может не выжить. Матери не зря отказываются от таких щенков сразу после рождения. У них инстинкты, нюх…

— Да плевать мне на это! Вы только посмотрите на него!

— Нет.

— А как хотите, — отмахнулась я. — Тогда я себе его возьму.

Он остановил на мне потемневший от гнева взгляд.

— Пока ты живешь у меня, никаких щенков в моем доме.

Возвращаясь обратно в город, мы опять оба молчали. Только теперь это была совсем другая тишина.

Как перед грозой, когда все живое затихает, прячется, стараясь спастись от шторма. Мое терпение достигло критической отметки. Наложилось все: и отношение собственной матери, и постоянная неудоволетворенность, и холодная замкнутость Исаева. Он то притягивал к себе, то отталкивал от себя обеими руками. То был самой родной душой, то, казалось, был моей полной противоположностью, как север и юг. И если я была солнцем, то он — глыбой непроницаемого льда. И не подступишься. Не растопишь.

Я накормила щенка и погладила, следуя указаниям Владлена, его по животику, помогая пищеварению. Раздутый барабанчик мигом заснул, свернувшись в теплом полотенце. Владлен забрал его с собой, возле мамы его было оставлять опасно.

После я увидела Романа Андреевича. Методично, ожесточенно, он бросал псу фрисби. Лабрадор с насыщенно-медовой шерстью с ошалелой радостью носился за тарелкой, прыгал вокруг того, кого считал своим хозяином. А Исаев играл с ним, стиснув зубы. Если он и собирался убедить меня в том, что ему знакомы чувства и вовсе он не робот, то, похоже, ему удалось сделать ровно обратное.

Я никогда не умела останавливаться, а значит, было проще даже не начинать. Поэтому я и молчала всю дорогу до дома и не сказала ни слова, пока мы поднимались в лифте. Я живу у него, потому что сейчас он просто нуждается в моей помощи, нужно зарубить это себе на носу. И ничего не выдумывать.

Снимут гипс, и он вышвырнет меня обратно. Туда же, где взял.

Зайдя в квартиру, Роман Андреевич разулся и не стал зажигать свет, так и прошел дальше. Наверное, снова закроется у себя в спальне до утра. Ну и ладно.

Честно, я собиралась его предупредить. Но, учитывая, все произошедшее, у меня это просто из головы вылетело.

И уже через мгновение громыхнул первый гром. В темноте Исаев налетел на скамью для порки.

— Твою мать! — заорал он. — А она здесь что делает?! Почему посреди гостиной!

— Забыла предупредить, — процедила я. — Я оформила возврат. Мне она не нужна. И мне жаль, что я потратила на нее столько денег. В понедельник ее заберут, а вам вернут все ваши деньги.

— Да не нужны мне эти деньги.

— Мне они тем более не нужны!

— Тебе как раз нужны, Настя.

— Ой, я вас умоляю. Только не надо делать вид, что вам не все равно.

— Мне не все равно, — тяжело дыша, отозвался он.

— Конечно, — закатила я глаза. — Вы провалили проверку, Роман Андреевич! Вы самый настоящий робот! Потому что ни один нормальный человек не устоит перед новорожденным щенком, а вы от него отказались!

— Да причем здесь щенок, Настя! Это сложности, с которыми ты не представляешь, как справиться!

— Да уж, конечно! — фыркнула я. — Не валите с больной головы на здоровую. Сами сказали, что во мне много жизни. Так вот да, я хочу жить на полную. Не хочу сожалеть или раскаиваться! И если я хочу что-то сделать, то я это сделаю! Я заберу его, как только смогу. Так и знайте! Он будет только моим. Потому что такой, как вы, никогда не решится на большее! Вам ведь просто нравится дразнить меня! А каково мне, вы не думали об этом? Да меня до сих пор потряхивает, когда я смотрю на ваши пальцы! Еще с тех самых пор! А теперь я даже на ваш рот смотреть спокойно не могу! Не говоря уже об этом вашем…

— Продолжай, — прорычал он, делая ко мне медленные шаги, как лев перед прыжком. — Говори, Настя. Ты же хочешь жить на полную и совсем не хочешь сдерживаться. Так говори, что думаешь.

Он вдруг оказался прямо передо мной. Большой, высокий, с искаженным от гнева лицом и непроницаемо черными глазами. Возможно, во всем была виновата темнота, ведь мы так и не зажгли света. А может, не только.

Да к черту все.

— Вашем члене, — выдохнула я.

— Об этом ты думаешь на работе?

Он еще надвинулся на меня, и ягодицами я ощутила жесткое ребро собственной скамьи для порки. Плохое стечение обстоятельств.