Небесный Стокгольм - Олег Нестеров

– Ну как вам Хрущев? – Его явно пробрало. – Я бы устроил бесплатные турпоездки всем нашим чиновникам, видимо, хорошо голову на место ставит.

– Оказывается, все так просто. Отправили главу государства на экскурсию, просыпаешься, глядь, а у тебя уже на дворе шведский социализм, двухпартийная система, передовые технологии, свобода мнений, суд присяжных.

– Но у нас-то цель другая. Мы коммунизм строим за двадцать лет. Осталось, кстати, семнадцать, – заметил Кира.

– Я тут размышлял серьезно по этому поводу, – поделился своими мыслями Антон. – Есть три противоречия, которые не позволят это сделать. Во-первых, мы не можем решить проблему зла. В новом обществе ему места нет, там ведь только добро. Но сколько люди зло ни искореняют, все без толку. Во-вторых, мы не сможем разрешить конфликт между счастьем и равенством. Всеобщего счастья нет без всеобщего равенства. Так? Но предположим, мы уравняем всех на старте, у всех будут равные условия, но результаты получим все равно неравные.

– Это почему? – не понял Петя.

– Люди не равны ни по талантам, ни по духовным интересам, ни по отношению к творчеству. В итоге неравные результаты опять распределят счастье неравномерно. Не будет одинаково счастливых.

Антон завелся. Его совсем не смущало, что стоит глубокая ночь.

– В-третьих. К большому сожалению, рост изобилия ведет к еще большему потребительству. Люди в большинстве своем хотят обладать вещами, и лишь немногие – их создавать. Как сделать так, чтобы хотелось не обладать, а творить?

– Опасная штука – пытаться делать людей лучше, чем они есть. Чем они хотят быть, – сказал Кира.

Петя сразу вспомнил последних Стругацких, которых Кира недавно давал ему читать, «Трудно быть Богом».

– Любопытно, – улыбнулся Кира, – но у меня все проще. Считается, что утопия должна быть построена так: сначала создаем материальное изобилие, а потом растим нового человека, занимаемся его духовным ростом. Но не получается с материальным изобилием, пока для большинства людей работа вещь принудительная, скучная, тяжелая, пахота от звонка до звонка. Пока они работают только ради получки, а сам процесс им неинтересен, речи быть не может об изобилии. Получается, что для создания изобилия нам нужен уже новый человек, с новым отношением к труду. Замкнутый круг. Метафизический тупик коммунизма.

– А как же «скандинавское чудо»? – попытался разобраться Петя. – Их изобилие нам и не снилось, но вряд ли там сплошь и рядом творческие и духовно зрелые люди, которые работают ради процесса. Что-то мне подсказывает, что ими другое движет. Как денег заработать и вещей побольше купить. Общество потребления.

– К утопии, конечно, нам и близко не подобраться, – подвел итог Антон. – Пока все наши завоевания – бесплатный хлеб в столовых и автобусы без кондукторов. А скандинавский социализм – вещь вполне для нас достижимая. Москва наша златоглавая вполне имеет шанс превратиться в Небесный Стокгольм. Что тоже неплохо, я лично согласен там пожить.

– А почему Небесный? – спросил Петя.

– У Киры спроси, он лучше объяснит.

– У Бердяева есть Небесный Иерусалим, символ Царства Божьего на земле. Антон придумал альтернативу.

– Мне нравится альтернатива, – сказал Петя. – То есть я не против Иерусалима Небесного, но это для меня совсем туманно и непонятно. А тут все ясно.

– Смотрите, мы сейчас стремимся к росту научно-технического прогресса, хотим, чтобы соблюдалась законность, чтобы общество становилось более нравственным. Верно?

– Ну да.

– Но чем больших успехов мы добьемся в одном, другом и третьем, тем меньше остается специфики у коммунизма. Получается просто развитая демократия. И христианское общество.

* * *

Пришли на Москву-реку, небо уже светлело. Сели на берегу, девушки охотились за кувшинками.

– Получается, что мы строили в общем-то не то, что собирались? – В голове у Пети пока это не укладывалось.

– Получается.

– И все сорок с лишним лет, и все эти жертвы напрасны?

– На мой взгляд, в них не было никакого смысла, – кивнул Антон. – Не то строили. Знаете, кто больше всего мешает построению коммунизма? Коммунистическая пария Советского Союза.

– Хорошо сидим, – сказал Кира.

– Я не прав?

Кира улыбнулся:

– Причина во всем одна. Главное противоречие – в природе человека. Вот, Антон, сколько веков человечество старательно думает, как ему изменить общество, чтобы всем лучше жилось? И каждый раз попытка совершенствования социальной структуры общества заканчивается чем?

– Жопой.

– Наступает ужас. Что у нас было после 17-го? Миллионы душевных катастроф. Десятки миллионов. Цена за попытку. За безбилетный проезд. Как ты ни крути, что ни изобретай, путь один. Человек должен развиваться, сам, внутри. Потому что все внутри. В людях и нужно коммунизм строить. История повторяется. Мы опять возвращаемся туда, откуда пришли.

* * *

Девушки разделись. Совсем, догола. Получилось очень красиво и очень просто. Разбежались и нырнули в воду. Ничего не оставалось делать, как заканчивать разговор и быстро к ним присоединяться. Скинули одежду и на крутом берегу, прямо на фоне встающего солнца, устроили танцы. Это были какие-то древние движения, может быть, летними ночами так танцевали кельты или древние греки. Друг за другом, в ряд, они, двигаясь вдоль реки то в одну сторону, то в другую, подскакивали вверх, зависая в воздухе, высоко поднимая колени и размахивая прямыми руками.

Девушки смеялись, тогда они забежали к ним в реку, стали охотиться, подныривать, обнимать, тянуть вниз. И от их тел, от прикосновений, от объятий, от их глаз и смеха каждое мгновение превращалось в вечную фотографию, растягивалось в бесконечность и становилось счастьем.

* * *

Настя замерзла – зуб на зуб не попадал. Они побежали, бежали быстро, куда глаза глядят. Уже взошло солнце и стало потихоньку пригревать. Устали и упали прямо в высокую траву. Какие-то синенькие цветочки вокруг. На небе ни облачка. Все замерло. На ее руке все еще были мурашки. А может быть, они только появились.

Позвонил Гарин, сказал, что есть много новой музыки, и пригласил в гости. Тут как раз и Мухин ненадолго заехал в Москву, договорились не тянуть, вечером и встретиться.

У Насти была репетиция, она не смогла, у нее вообще начинался новый период, ей наконец-то дали главную роль. Пусть это был одноактный балет и ставили его молодые хореографы, но, по ее словам, там происходило что-то невероятное. Название, правда, Петю слегка смущало – «Геологи». И еще его слегка волновало, что в спектакле было задействовано всего трое: двое ребят и она. Что там происходило в палатке у геологов – нужно было еще разобраться.

Петя купил новой пленки, чтобы было куда записывать музыку, Гарин попросил захватить еще вина. У метро удачно давали виноград и абрикосы; все сгодится, подумал Петя.