Железные Лавры - Сергей Анатольевич Смирнов

Си Неуса, и ярла Рёрика Сивоглазого, а заодно – и по сумме пугливой болтовни прочих гостей, кого удалось мне подслушать.

В некий заветный миг огромное синее полотно за спиной короля франков и будущего императора Запада вдруг легко вздулось, словно парус, забеременевший ветром на исходе долгого штиля. И над Карлом, выше Карла, на его сугубо увеличенном для торжеств стяге, словно под погребальной плащаницей, а не под вздутым платьем скорой роженицы, вдруг выпукло проявились очертания взрослого, крупного человеческого тела.

И верно, в тот же миг – не иначе, как по волшебству, – в пальцах барда оказались уже не струны арфы, а его тяжелый нож-скрамасакс, который он и метнул в синее полотно на локоть выше головы Карла, выше короны лангобардов, тускло жавшейся на темени франка. Нож глубоко вонзился в то полотно посреди очертаний тела – впился и замер в нем сделавшим свое дело смертоносным жалом.

И верно, в тот же самый миг вместо песни, вместо новой висы раздался крик барда – уже на данском наречии:

- Тащи вниз!

И верно, в тот же самый миг ярл Рёрик стремглав сорвался с места. Так вепрь, несмотря на всю свою тяжкую массивность, срывается, словно ядро с чаши стенобойного онагра. Ярл нырнул в ступени возвышения, схватил за ноги короля франков и выдернул их на себя. Карл провалился под стол, как в волчью яму, и там, внизу, звякнула своим уже никчемным железом корона лангобардов.

И верно, в тот же самый миг телохранители Карла ринулись со всех сторон спасать господина, но вдруг попали под смертельный дождь тяжелых стрел, павший сверху, из невидимых бойниц. Воины Карла замирали и только соревновались, кто дольше простоит, не падая, с торчащей оперённой палкой в груди, шее или спине. Две стрелы достались и ярлу Рёрику, воткнулись прямо в перекрестия кожаных ремешков на его спине, но ярл не только не упал, но даже не вздрогнул.

И верно, в тот же самый миг со стороны глухой, казалось бы, стены, широкое синее полотно разодралось надвое узким, хладно-серым полотном меча Хлодура. Меч прорывал полотно пятью локтями выше головы Карла, а того уже не было в кресле, на месте своей обманутой смерти. Силы меча хватило, однако, только на ткань стяга. Уже не мощью убийственного удара, а только своим весом меч звонко стукнул по спинке дубового кресла, перевернулся колесом и упал на стол – златой рукоятью прямо в руки уже распрямившегося ярла Рёрика.

И верно, уже не в тот, а в следующий миг из высокого и прямого сечения в синем полотне, словно из огромного лона, выпросталось тело и обвалилось сверху на спинку кресла – да так и обвисло на нем. Оно оказалось телом дяди графа Ротари, Гримуальда, не так давно таинственно исчезнувшего из замка по неизвестным делам. Дядя Гримуальд выпал из синего стяга, словно из разодранного надвое неба. Так, видать, выпал когда-то с небес сатана, только – черной молнией, а не бычьей тушей.

И верно, в тот же, то есть во второй миг стремительного, сквозного события, бард, как вещий ворон громко каркнул по-франкски: «Держитесь под столом, ваше величество! Мы за вас!» Тотчас, по-вороньи, взлетел он на стол вместе со своей арфой, перекинул ее из левой руки в правую. Из рукава той, левой руки выскользнул в его пальцы взятый на временное подержание кинжал ярла и вошел прямо в грудь графа Ротари – тот лишь успел неловко приподняться со своего места и растерянно пошарить где-то под поясом свое тайное оружие. Стрелы заговора, летевшие сверху справа и слева, опоздав, тыкались во вздувшуюся двухслойную накидку барда, но, как и ярлу, не наносили вреда барду-ворону.

Пред тем, как, наконец, начались суматоха и бойня среди только что зачарованных и, вот, очнувшихся застольных гостей – лангобардов и франков, – произошло еще одно мощное движение и разрушение плоти. Со своего места, задержанный на пару мгновений судьбой или, скорее, промыслом, вскочил тот глухой соглядатай ярла, что сидел с ним на пиру спина к спине, а не стоял, нависая, как на прошлых трапезах. Пояс его обратился в меч едва ли чудесным образом – такие коварные, змеей сворачивающиеся мечи куют на далеком языческом Востоке, и мне доводилось с опаской удивляться им в дворцовом арсенале. Но страж ярла опоздал как раз на миг, столь необходимый, чтобы поток заговора свернул по новому руслу. Ярл уже успел развернуться на одной ноге и, не опуская вторую на пол, непрерывно сек незримым в ударах Хлодуром летевшие сверху стрелы, а заодно и живых, полнотелых врагов. Вот это было чудо – чтобы тяжелый меч вращался в умелой руке, как невесомый – подобно ангельскому, пламенному обращающемуся мечу или, на худой конец, легкой арабской сабле!

Голова глухого и гугнивого стражника вкупе с его ключицей и правой, вооруженной гибким мечом рукою вдруг съехала вбок и сразу бухнула в пол куском сырого мяса, оставив уж и вовсе бессловесное и глухое туловище без смысла стоять на ногах – но совсем недолго. Кровь толкнулась из безголового тела ввысь дугою, как из трубок фонтана. Тело утратило внутренний кровяной распор, поднимающий живого человека вверх, и осело.

Хлодур же не прекращал своего чудесного вращения, секшего стрелы, и лишь еще две-три из целого роя, проскочив, воткнулись в ярла, как иглы в подушку.

- Защищайте своего короля! – громогласно возгласил, прокаркал сверху бард на франкском наречии, видя, что смертоносный дождь способен завершить запоздалым успехом уже провалившийся было заговор поверженного графа и его вовремя убитого дяди.

Он, как акробат, вращался на столе, широким черным крылом своей накидки защищаясь от редких стрел, направленных и в него.

И тотчас, по крику, очнулись все – и защитники короля, и его враги.

То произошло, верно, уже в третье мгновение, окончательно прорвавшее плотину события. И началось не славное полевое сражение между старыми врагами, франками и лангобардами, а хриплая собачья грызня и поножовщина портовой таверны, ведь благородное боевое оружие было развешено высоко по стенам – до него не успеешь дотянуться, как тебе уже проткнет печень тайный нож или стилет, согретый потными чреслами твоего врага. Самые ушлые и шустрые бойцы спереди кинулись биться за мечи поверженных телохранителей Карла. Тут досталось всем, кто попал под обращающийся меч ярла Рёрика Сивоглазого.

И вот само время, наконец, хлынуло бурно, шумно и во все стороны, к тому же густо запахнув дымом неизбежного большого пожара. Поволокло вдруг и сильно