Анатомия чувств - Гайя Колторти

— Привет, — ответила она и указала тебе на шезлонг, стоявший недалеко от нее. — Возьми его и иди сюда.

Ты взял шезлонг и поставил его рядом.

— Прости меня за вчерашнее, — сказал ты. — Мне очень жаль. Я не должен был так себя вести.

Она снова улыбнулась тебе и неопределенным взмахом руки дала понять, что все в прошлом. Она повернулась на живот, подставляя спину утреннему солнцу, и некоторое время смотрела на тебя молча. Ты спрашивал себя, о чем она думает, но в этот момент ее рука поправила непослушную прядь твоих волос.

— Тебе надо бы причесаться, — сказала она. — У тебя волосы какие-то электрические стали.

— Я знаю, — сказал ты. — Что я могу поделать?

— Причешись, — настаивала она.

Потом она села на краю шезлонга и стала намазывать тебя защитным кремом от солнца, точь-в-точь как делала в Мальчезине, только на этот раз она не остановилась, а продолжала втирать крем по плечам, рукам и груди.

Что ж, если и ждал тебя после смерти спуск к адовому кругу[30], ее присутствия было бы достаточно, чтобы смягчить наказание. Вот что ты себе сказал. Ты был осужденным на муки грешником, и Сельваджа тоже. Но она в твоих глазах была лишь ангелом, которого ты, побежденный своим эгоизмом и вожделением, запятнал.

И даже если бы нашелся судья, который признал бы вас равно виновными, ее вина все равно была бы меньшей, и не только потому, что ее смиренная жизнь сподвигла тебя к молитвам и мольбам о спасении, хотя бы для нее.

41

Вы устроили легкий обед на яхте Анезе. Никто из вас не хотел ничего более существенного, чем зеленый салат с консервированным тунцом, даже если во второй половине дня голод дал бы о себе знать (отличный повод для дегустации мороженого).

— Смотри, какой загар, — сказал ты, глядя на нее. — А у меня, как всегда, даже близко ничего подобного.

На солнце ее кожа становилась золотистой, ты же, несмотря на предосторожности, был красный, как омар. Твоя кожа была светлее, чем ее, к тому же она легко подвергалась покраснениям и раздражениям. Теперь же золотистый загар еще больше подчеркивал изумрудный цвет ее глаз, которые лукаво смотрели на тебя. Сельваджа была одной из тех девушек, у которых практически не было дефектов. Даже если бы неожиданно налетел ураган, ломающий ветки деревьев, как щепки, или проливной дождь, она все равно осталась бы аккуратно причесанной, холеной, утонченной и приятно пахнущей.

— Попозже я намажу тебя кремом после загара. — Она встала и, смеясь, приблизилась к тебе, чтобы отвести с твоего лба непослушную прядь. Ее белый льняной сарафан плавно шелестел вслед за ее движениями, обдавая тебя ароматом свежести.

Тебе было так хорошо, когда Сельваджа оказывала тебе знаки внимания, заботилась о тебе, ты будто возвращался в детство, только она могла успокоить тебя.

Она хотела бы, чтобы все ваши дни были, как этот. Вот что она сказала. А еще сказала, что чувствовала себя виноватой за то, что оставила тебя одного накануне. Затем она перечислила тебе все достопримечательности города, которые вы должны были посетить в тот день. Она говорила о них, снимая шкурку с персика десертным ножом, прежде чем порезать его на кусочки и подавать тебе один за другим, пока ты, млея от счастья, позволял ей кормить себя как маленького ребенка. Закончив кормить тебя, она взяла твое лицо в свои сладкие от сока руки, от чего щеки твои тоже стали липкими. Ты хотел бы провести вот так всю жизнь, тебе не хватало именно таких моментов, и всякий раз ты чувствовал себя в эти минуты так счастливо, как никогда до ее появления.

Полуденное генуезское солнце было повсюду. Мир окрасился в голубой и белый цвета.

— Позже приходи в каюту, — сказала она. — Надо намазать тебя кремом.

Ты кивнул. Она пошла в каюту первой, и как только ты остался один, ты расслабился и стал любоваться морем, наслаждаясь легким ветерком, игравшим с твоими волосами. Ты не мог ни о чем думать, твоя душа нежилась в счастье и довольстве прошедших минут, пребывая в мире и спокойствии.

Но спустя полминуты, пожалуй, ты поднялся, потому что она звала тебя. На вечеринку, которая намечалась на следующий день, была приглашена четверть молодого и очень обеспеченного населения Генуи, так что старые знакомые Сельваджи пришли бы в полном составе. Ты уже знал, что проведешь этот вечер в сторонке, облокотясь на перила в носовой части яхты, куря «Camel», весь во власти мрачных мыслей.

Сельвадже удавалось обдурить тебя всякий раз, как ей это было нужно: сначала она одурманивала тебя ласковыми словами, например, что ее сердце принадлежит только тебе, что ни к кому другому она никогда не будет относиться так, как к тебе, и ты, не успев оглянуться, уже шел у нее на поводу. Ты был всего лишь предпоследним колесом в телеге, повторял ты сам себе, чувствуя себя жертвой, но при этом не принимал во внимание давление, которое в реальности сам оказывал на нее.

Разве не было проявлением фрустрации то, что всякий раз ты, пусть даже невольно, сковывал Сельваджу невидимой цепью твоей власти? И разве не становилось твое благоговение перед ней преклонением чудовища? Даже если, вне всякого сомнения, чудовища, способного страдать.

Но человек вроде тебя не знает, что делать с такого рода рассуждениями. Напротив же, ты знал, что в один прекрасный день жестоко обвинишь ее в том, что она отвела тебе роль последнего (предпоследнего? ладно, пусть так) колеса в телеге. Пока же, естественно, ты отложил это на потом. Потому что ты любил ее, потому что не хотел испортить ей каникулы, потому что был еще миллион разных других причин. Но, если признаться, ты не знал, сколько еще времени сможешь сдерживать себя в рамках благих намерений.

Как бы там ни было, весь вечер вы мирно любовались множеством световых язычков и бликов, наполнявших водную гладь везде, куда только хватало взгляда, лишь около полуночи внимание ваше полностью переключилось друг на друга. Вы пошли в каюту, где почти сразу же вас настиг сон, покончив с головокружительным количеством переживаний и восторгов ушедшего дня.

Но уже поутру счастливое согласие, к которому вы с таким трудом вместе пришли накануне вечером, ухнуло в мрачную пучину Паранойи & Психоза лигурийского побережья.

Все началось, как только ты проснулся. Открыв глаза, ты не нашел Сельваджи рядом, хотя слышал ее голос, доносившийся из ванной комнаты. Очевидно, она говорила с кем-то по телефону. «Наверное, с мамой», — решил ты, пока не услышал: «Отлично. Скоро увидимся».

Она вышла из ванной и увидела, что ты уже не спишь. Некоторое время вы выжидательно смотрели друг на друга. Может быть, она была удивлена? Возможно, не ждала, что ты уже проснулся? Или, может быть, стыдилась чего-то и потому с трудом выдерживала твой взгляд? Она опять выкинула одну из своих штучек? Трудно сказать. Но в сомнении не следует исключать и этого.

Полный всяких предчувствий, ты решил заговорить первым.

— Добрый день, — поздоровался ты вежливо.