Танцы марионеток - Елена Михалкова

После того как она ушла, Вася даже не запил – до того былуверен, что это ее женская блажь, с которой она быстренько разберется ивернется к нему. Понимание, что она не вернется, настигло его внезапно, и онхорошо запомнил этот момент: он остановился посреди аллеи, будто врезавшись встену, и мальчишка на роликовых коньках налетел на него и жалобно ойкнул. Этобыл подросток лет тринадцати, с бритой башкой и густыми насупленными бровями.Будь на его месте Ковригин, он покрыл бы хорошим подростковым матом взрослогораззяву, вставшего посреди аллеи, а этот только пискнул, потер ушибленное коленои рванул дальше по растрескавшемуся асфальту.

Но даже тогда он еще держался. И первый раз напился – ужеосознанно, понимая, от чего бежит, – когда при неожиданной встрече вкоридоре редакции увидел на ее лице не ожидаемое отвращение, а испуг. Лицо у неестало несчастное и очень некрасивое, а он смог только ухмыльнуться фирменнойулыбочкой кота Васьки и помахать рукой – мол, все нормально, мы жецивилизованные люди! Ничего не было нормально – это он честно сказал себе в тотже вечер, разбив пивную кружку и порезавшись осколком.

Но сегодня он выпил совсем немного. Разговор с Ленкиноймамашей, которая не смогла ему сказать ничего вразумительного, не выходил унего из головы. Что-то не нравилось ему в ее словах… В них была какая-тонеправильность, но спьяну он не мог сообразить, какая.

Он не врал ей, когда говорил, что пытается помочь ее дочери.У Васи в голове не укладывалось: как могла Лена перестать писать, когда онвидел, как она менялась с каждой написанной книгой! Зажатая, пугливая девчонка,несчастная, стиснутая со всех сторон запретами, уходила прочь. Она дажеулыбаться стала по-другому.

– Может, я и пьяный дурак, – пробормотал Ковригин,рассматривая обложку лежавшей на столе «Шотландской бродяжки», – но подоброй воле от такого дара не отказываются.

Он раскрыл книгу на первой попавшейся странице, и взгляд егоупал на фразу: «Небольшой шрам на щеке в форме полумесяца, оставшийся послеудара саблей, не слишком портил ее, и все же она предпочитала не поворачиватьсяк собеседнику правым профилем».

– Небольшой шрам, – бессмысленно повторилКовригин. – На щеке. После удара саблей.

Еще первый раз, читая роман, он обратил внимание на этотшрам. В форме полумесяца. Если хорошенько подумать, вряд ли сабля моглаоставить такой след.

– Без челюстно-лицевого хирурга не обойтись бы тебе,красавица, – сообщил Вася нарисованной на обложке героине. – Саблей,надо же! Если бы тебя саблей по щеке полоснули…

Он вздрогнул и замолчал. Ему вспомнилось, как Катюша Солина,общепризнанная красавица из бухгалтерии, рассказывала о собственном отчиме,который много лет назад, допившись до белой горячки, полоснул ее по щеке ножом.

Ковригин торопливо начал листать страницы, ища нужноеописание, и вскоре нашел его. «Черноволосая, высокая, похожая на княжну древнихвосточных кровей, Мари обладала вспыльчивым, но отходчивым характером. Она былапроста душой, не очень образованна и сама, смеясь, рассказывала, что елевыучилась читать. Но отзывчивое сердце и красота привлекали к ней людей, хотя ине всегда тех, которых выбрал бы ее ангел-хранитель».

– Ха! Это ж Катька! – сказал Василий, слегкаогорошенный.

Почему-то прежде он не задумывался над тем, что своихперсонажей Лена списывает с реально существующих людей. Открытие, чтоавантюристка Мари – это переброшенная в прошлое бедовая Катюха, вечно влипающаяв непонятные истории, насмешило его и одновременно озадачило.

«Может, она и меня описала?»

Он напряг память, вспоминая персонажей книг, но не смогобнаружить никого, похожего на себя. Зато без труда нашел главного редактора вобразе свирепого пирата – и это превращение заставило его хохотать от души.Вчитавшись в начало второй главы «Амуле??а и короны», Вася по мелким деталям,переданным с фотографической точностью, узнал их общего приятеля, известного журналиста,человека едкого и склочного, – в книге он стал монахом. От точностиподобранного журналисту образа у Василия брови полезли на лоб: он никогда непредполагал в Ленке такой наблюдательности. Но журналист и в самом деле быласкетом, хотя заметить это могли только близкие ему люди.

Ковригин почти протрезвел. Листая страницы, он выискивалновых персонажей и безошибочно опознал еще пятерых, причем далеко не всех поописанию внешности. Лене удавалось так точно схватить ключевые черты характера,что в паре случаев Вася догадался о прототипах по репликам героев – правда, этоотносилось только к последним книгам, действие которых разворачивалось всовременной России.

– Вот, значит, что у нас делается… – пробормоталон, покачав головой. – Ну, Ленка, ты молодец!

Однако состояние подъема и веселья от своего открытия вскоресменилось в нем прежней мрачностью. «Ну и что такого в твоем открытии, чтоприблизило бы тебя к объяснению? – спросил себя Ковригин. – Если быты не напился, толстая жирная свинья, то на трезвую голову куда быстреевспомнил бы о том, что в интервью она сама об этом говорила. Тоже мне, открылАмерику – оказывается, бывают писатели, которые умеют не только выдумыватьгероев, но и подбирать уже готовеньких!»

Он вспомнил предположение о том, что Дубровина случайноописала чью-то тайну и поплатилась за это. Если раньше оно казалось емуабсурдным, то теперь при ближайшем рассмотрении Ковригин понял, что скептицизмего был напрасен. «Почему бы и нет?.. Почему бы и нет! При ее наблюдательностивполне могла подглядеть что-то такое, чего остальные не заметили, а прочитавшийузнал себя и очень расстроился». Что ж, это казалось вероятным. Но в такомслучае искать, очевидно, следует что-то, связанное с преступлением.

Охваченный новой волной возбуждения, Ковригин сгреб к себевсе книги и достал из ящика тетрадь. Он листал романы, выписывал одного задругим действующих лиц и пытался примерить к ним маску жертвы либо преступника.Затем спохватился, что тайну можно толковать в куда более широком смысле, истал просматривать текст внимательнее, надеясь обнаружить зацепку в любыхотрицательных поступках героев.

Но его ждало разочарование. Герои и впрямь совершали плохиепоступки, они убивали, крали, похищали детей, но оставались лишь бумажнымифигурками, скачущими по вышитой ткани истории Лены Дубровиной. Озарение,которого самонадеянно ждал Ковригин, не приходило к нему, и он начал злиться.

Кто мог опасаться, что его узнают читатели книги? И чеммогло грозить разоблачение? Он изучил эпизоды, в которых описывалось, какпреступник задумывает свое злодеяние. Но сцена, в которой коварная НатальяВербина покупает яд, чтобы медленно отравить им дальнюю родственницу, и всепоследующие, где она подсыпает отраву в пищу, никак не связывались в его головес живыми людьми. Безвредная учительница химии из последнего романа гибла подпоездом по вине своего сына, но Василий понятия не имел, кто прототипы этихгероев. А что делать с заговором против министра из «Логова волчицы» (министрбыл взорван, но его жена с ребенком уцелели)?