Италия на рубеже веков - Цецилия Исааковна Кин

Кризис реформистского течения длился долго. Было много противоречий, столкновений, срывов, болезненных личных моментов. Арфе пишет, как главные действующие лица — «люди высокого интеллектуального уровня и большого опыта» — запутывались и попадали в тупик. Биссолати, Бономи, Кабрини — руководители группы правых реформистов — претендовали на то, что именно их течение вернее всех отражает требования и волю классовых организаций пролетариата. Но потом, «когда круг реформистского опыта будет завершен, они, исключенные из партии, окажутся, несмотря на свою моральную непреклонность, создателями и лидерами политического формирования, основанного на избирательной, порой очень двусмысленной клиентеле (Турати назовет их «партией кандидатов»), и у них не будет никаких последователей из среды организованного пролетариата»{122}. И далее: «Турати, который с симпатией, хотя и с некоторыми оговорками, относился к правым реформистам, сыграет решающую роль в том, чтобы изолировать «правых» и сохранить связи партии с примкнувшим к ней профессиональным движением. Ему придется, пусть с горечью и болью, предъявить обвинение в предательстве, невольном и бессознательном, но предательстве Биссолати, другу и брату юношеских лет, верному товарищу в борьбе в годы зрелости». Ленин в статье «Съезд итальянских социалистов» подробно, называя имена, писал о синдикалистах, о «левых» и правых реформистах, об исключении Биссолати. И затем: «Раскол — тяжелая, болезненная история. Но иногда он становится необходимым, и в таких случаях всякая слабость, всякая «сентиментальность» (слово, употребленное в Реджио нашей соотечественницей Балабановой) есть преступление. Вожди рабочих не ангелы, не святые, не герои, а люди, как все. Они делают ошибки. Партия поправляет их. Немецкой рабочей партии случалось поправлять оппортунистические ошибки даже таких великих вождей, как Бебель. Но если на ошибке настаивают, если для защиты ошибки составляется группа, которая топчет ногами все решения партии, всю дисциплину пролетарской армии, тогда раскол необходим»{123}.

Положение в партии оказалось парадоксальным. Победившие на съезде крайне левые группы, естественно, хотят назначить вместо Тревеса, заменившего в 1910 г. на этом посту Биссолати, нового директора центрального органа партии «Аванти!». Они предлагают этот пост Сальвемини, хотя тот с 1911 г. находится вне партии. Но он отказывается, и после нескольких месяцев переходного периода, когда газету возглавляет некий Джованни Баччи (многие итальянские историки даже не называют его имени), 1 декабря 1912 г. директором «Аванти!» становится Муссолини.

Кто пришел на смену Сальвемини, Артуро Лабриоле, группе правых реформистов? Манакорда с присущей ему четкостью формулировок, пишет, что итальянские социалисты стали жертвой кризиса, за который в историческом плане сами несут ответственность. В годы, непосредственно предшествовавшие первой мировой войне, «Социалистическая партия, такая, какой они ее создали, не выдерживала накала событий. Она жила, она имела свои заслуги, что признавал даже неутомимый критик реформизма Сальвемини, но теперь она должна была смириться и уступить место чему-то новому»{124}. Грамши отмечал, что, ввиду отсутствия связи руководства ИСП с «пролетарским ядром» партии, в итальянском социалистическом движении всегда существовала «обстановка, благоприятствующая бонапартизму»{125}. Съезд в Реджо-Эмилии, на котором Муссолини присоединился к требованию об исключении из партии правых реформистов и практически обеспечил свое будущее назначение на пост директора «Аванти!», прошел в июле 1912 г. Через два с небольшим года. 24 ноября 1914 г., Муссолини сам будет исключен из партии. Пройдет еще восемь лет — только восемь лет! — и Бенито Муссолини превратится в «дуче».

Теперь обратимся к тому, что перед Ливийской войной происходило в католическом лагере. Мы остановились на жестком курсе, который проводил Пий X, и отметили, что этот курс встречался, несмотря ни на что, с некоторой оппозицией. Отчасти оппозиционный характер имело и создание знаменитого Треста католической печати. Реорганизация католической печати началась еще в 1907 г., когда «Оссерваторе каттолико» слился с более умеренной «Лега Ломбарда» («Ломбардская лига») и стала выходить ежедневная газета «Л’унионе» («Единение»), директором которой был Меда. В следующем году Грозоли стал инициатором создания «более сложного финансово-издательского организма — Римского издательского общества для организации треста национальной католической печати»{126}. Через два года трест имел четыре газеты, а летом 1912 г. — уже шесть.

Параллельно, в 1911 г., прежняя Ассоциация итальянских журналистов-католиков, существовавшая в Милане с 1895 г., преобразовалась в Ассоциацию итальянской католической печати. Реакционные католические газеты отнеслись к этому очень подозрительно, а в декабре 1912 г. Пий X издал Avvertenza[19], прямо заявив, что газеты треста не отвечают пожеланиям Ватикана. Но это не могло остановить развития событий: после того как католики активно включились в политическую жизнь страны, усиление католической печати, как автономной по отношению к курии силы, стало неизбежным. Валерио Кастропово придает тресту, основанному Грозоли, очень большое значение. Он пишет, что этот трест впервые нарушил социально-политическую и идеологическую гегемонию правящего класса в печати «центра и Правой». Более того, некоторые крупные банки стали финансировать газеты католического треста.

Де Роза считает, что газеты треста хотели наверстать потерянное время и заставить позабыть о старинной оппозиции католиков по отношению к либеральному государству. После фактической отмены non expedit католики, естественно, стремились играть подобающую им роль в политической жизни страны. Ливийская война ускорила процесс расслоения внутри католического движения. Наиболее консервативные круги теперь оказались вовлеченными в то, что тогда называлось «националистический ветер, дующий с берегов Африки». Они приветствовали войну и тем самым сблизились с государством… В некоторых католических газетах Ливийская война изображалась как нечто вроде крестовых походов XX в. Это, как считает Де Роза, «показывало отсталость политической мысли в определенных клерикальных кругах». Так как церковь традиционно занимала в таких делах осторожную и не компрометирующую ее позицию, Пий X был недоволен (или считал нужным казаться недовольным) тем, что в угаре шовинистических страстей газеты католического треста словно совершенно забыли об интересах церкви и соревновались с самыми пылкими сторонниками колониальной экспансии, как бы заболев «комплексом патриотизма». Дошло до того, что в «Оссерваторе романо» появилась заметка: «Ливийская война есть чисто политическое дело. Религия как таковая к этому не имеет отношения».

Однако к этому «чисто политическому делу» имел самое прямое отношение Римский банк, о котором мы много говорили в связи с банковскими скандалами. В начале XX в. этот банк играл общенациональную роль, а в 1906–1910 гг. поместил крупнейшие капиталы в страны Средиземноморья. В 1907 г. этот банк основал филиал в Триполи и активнейшим образом вмешивался в местную экономику. Однако его операции не всегда были успешными, и наступил момент, когда банк понес тяжелые потери, Президентом банка был в то время Эрнесто Пачелли, дядя монсиньора Эудженио Пачелли, будущего папы Пия XII. Известно, что Пачелли оказывал сильнейший нажим на ди Сан Джулиано