Полураспад - Александр Зорич

— А обезболивающие? Если что, у меня с собой есть кетанов…

— Ни к чему это. Ни к чему. — Я потер виски пальцами.

— Я, собственно, чего хотел-то, — после сочувствующей паузы сказал Тигрёнок. — Вон там, в кустах… видите? Пес чернобыльский стоит… Страшный такой. И, похоже, голодный.

Пес был действительно страшен, как слово на букву «п», прекрасно рифмующееся со словом «конец».

— И ну? — не понял я.

— Может, пристрелить его? Или что? — предложил Тигрёнок.

— Что-то ты, друг мой, разборзелся не на шутку. Пристрелить! Чего ж его стрелять, если он нам воровку нашу найти поможет!

— Он? Поможет? Шутите, что ли?

— Ни полраза не шучу. Вот сейчас попьет, понюхает эту резинку для волос — и будет нашим проводником. Так что не мешай животному своими агрессивными мыслями. Он ведь все чувствует телепатически. И вообще, если хочешь знать, поумнее многих людей.

Тигрёнок смотрел на меня, как дети смотрят на фокусников — со смесью жгучего любопытства, страха и нетерпения. Мол, совсем не понятно, как ты это делаешь, дяденька, но побыстрее новый фокус показывай, мочи нет терпеть!

— Пропустим его. Пусть попьет.

Мы сошли с тропы. Тигрёнок даже немного развел руки в жесте интернационального примирения. Что было псу до лампочки, я полагаю. …Пес пил долго и вдумчиво, пока обрюзгший и слегка обвисший живот, покрытый свалявшейся шерстью песочного цвета, не сделался похож на бурдюк.

А затем он встал в двух метрах впереди нас и, бросив царственный взгляд через плечо, пошел, медленно ступая.

«Она далеко. Будьте терпеливы. Идите за мной», — услышал я.

— Пойдем. Труба зовет, — бросил я Тигрёнку, надевая рюкзак.

Ходить за чернобыльскими псами по Зоне — не самое простое занятие.

Начать с того, что слепой пес — он здесь абориген.

А мы, даже самые профессиональные из нас, — все одно чайники, как нас ни назови.

Пес соображает быстро — где повернуть, где обойти, а где, наоборот, ломануть напрямик. Настолько быстро, что я даже не уверен, что дело в соображении.

У пса, показалось мне, в мозг встроена антенна, через которую Господь Бог транслирует ему оптимальный маршрут…

Два раза тварь обминула гравиконцентраты в каких-то сантиметрах от границ зоны захвата.

Трижды мы едва не вляпались в птичью карусель, неверно истолковав маневр четвероногого мутанта.

Один раз Тигрёнок едва не угодил в зыбь…

К счастью, достаточно быстро Пес понял, что нам трудно держать заданный им темп, и чуток сбавил скорость.

В общем, мы счастливо миновали ельник, примыкающий к Грибному Лесу, пересекли Черный Ручей и даже прошли через Пустыню — так назывался неприглядный и страшно богатый на аномалии пустырь, где не росло ничего, даже травы.

Мы настигли воровку уже затемно, возле Сторожки. Так называли мы, сталкеры, одинокую хату-мазанку, которая стояла на границе смешанного леса, начинавшегося сразу за Пустыней.

Хата была окружена садиком. Садик — забором из неокрашенных жердей. И если бы только стекла в строении не были выбиты, если бы не дышали такой первозданной жутью оконные проемы, взятые в аккуратные лазорево-голубые переплеты и заколоченные изнутри почерневшими от времени листами фанеры, ее можно было бы принять за вполне жилой домишко какой-нибудь хлопотливой старушенции по имени Матвеевна или Ильинична.

Да… А вон в том сарайчике у Матвеевны перетаптывается, ожидая дойки, вредная серая коза с желтыми глазами. А в том амбаре имеется погреб, набитый картошкой, луком и «консервацией»…

— Твоя женщина там. Внутри этого человеческого дома. Она уже спит. Я выполнил обещание. Мне пора, — сказал Пес, поворачивая к нам с Тигрёнком свою облезлую, в розовых язвах слепую морду.

— Спасибо тебе, Пес. И прощай! — мысленно ответил ему я.

Проводив тварь задумчивыми взглядами, мы с Тигрёнком заковыляли с возвышенности к Сторожке.

Воровка, значит, спит… Нам обоим тоже хотелось спать! Еще и как!

Увы, судьба не предоставляла нам такой возможности.

Я взял под прицел входную дверь Сторожки, направил на крыльцо луч своего мощного «Гелиоса Люкса» и сказал как можно более громко.

— Девушка! Уважаемая девушка не-знаю-как-вас-звать! Мы — те самые идиоты, у которых вы сегодня ночью украли контейнер с хабаром. Это было в Грибном Лесу. Мы выследили вас и настоятельно требуем, чтобы вы добровольно отдали нам украденное. В противном случае мы будем вынуждены применить силу! Возможно даже, я отстрелю вам ползадницы!

Повисла пауза.

В доме было тихо и совершенно темно.

«А вдруг Пес ошибся? И никакой воровки там нету?».

— Девушка! — продолжал прессовать гипотетическую незнакомку я. — Нас двое, а вы одна. Один раз вы смогли обвести нас вокруг пальца. Но во второй раз проделать этот фокус вам не удастся! Кстати, мы даже не настаиваем на том, чтобы вы вышли к нам лично. Нас устроит, если вы выбросите из двери рюкзак, который позаимствовали у нас, и два наших контейнера для хабара. Один — с артефактом «подсолнух». Другой — с «кварцевыми ножницами».

С теми или иными вариациями я продолжал зачитывать такие вот читки в течение десяти минут. У меня даже в горле начало першить с непривычки. И когда мое терпение уже почти истощилось, когда я уже решился вломиться в дом, предварительно высадив ногой хлипкую дверь, на пороге Сторожки появилась она, женщина-сталкер.

Что ж, несмотря на изможденный вид, несмотря на замызганное камуфло, она была красива.

Отменно сложенная, с нежным, узким лицом, она была похожа на… античную богиню, зачем-то одевшуюся в современную нам одежду. Ее густые черные кудри струились по ее плечам, одновременно сообщая и о неугомонном нраве, и об отменном здоровье девушки. На вид ей было никак не больше восемнадцати.

«Маловато для такой негодяйки», — искренне изумился я.

В руках негодяйки был рюкзак Тигрёнка.

— Я сдаюсь! — громко сказала девушка. — Не стреляйте! Пожалуйста.

— Вот и славненько, — крякнул я и как-то очень по-ментовски потер руки.

Мы сидели в единственной комнате Сторожки возле печки — впрочем, нетопленой — и ужинали чем бог послал.

В ту ночь бог послал бутерброды с сыром, банку «Завтрака туриста» и шоколадку «Чайка» — всем этим угощала нас запасливая девушка-воровка. Да-да, еще пятнадцать минут назад мы были смертельными врагами. Но теперь, после того, как она вернула нам украденное, врагами мы быть перестали.

Согласен, в жизни такие расклады маловероятны.

Но в Зоне бывает и не такое! Может быть, потому, что тут, случается, само время течет быстрее? А может быть, потому, что в Зоне ты начинаешь острее чувствовать условность всякой мелкой вражды. Какая уж тут вражда, когда сама Смерть ходит за тобой по пятам и вот-вот коснется твоего плеча своей холодной костлявой рукой?