По большому льду. Северный полюс - Роберт Эдвин Пири

Туземцы служили нам объектом изучения и в то же время общение с ними не носило формальный характер. Иква, мой главный эскимосский охотник, получал несказанное удовольствие, подражая звукам нашего языка, и его английское произношение было очень забавно. Мегипсу, или Дези, была особенно мила и стала просто кладезем полезных сведений, как только мы более-менее стали понимать друг друга.

Мегипсу, благодаря поразительному проворству и сообразительности, была главной портнихой. Поменяв свой неуклюжий наперсток на американский, она расторопно работала с помощью блестящего орудия своего ремесла. Работа спорилась у нее в руках. Швы были крепкими и можно было с уверенностью гарантировать, что они не разойдутся, стежки у нее получались ровными и так близко один к другому, что нитка совершенно скрывала кожу. Красавица Тукумингва также была превосходной работницей. Мысли о предстоящем замужестве, супруге – охотнике на моржей, и собственном иглу, не отвлекали ее от работы. Внешностью старая Сара Гамп не могла похвастаться, но и она приносила пользу, занимаясь починкой одежды и другой мелкой работой, а под ее болтовню, казалось, время пролетало совершенно незаметно. Кроме них, у нас работали еще семь швей, в том числе Мен, жена Иквы, и супруга охотника Кессу, которую звали точно также; последняя, впрочем, провела с нами совсем немного времени. Женщины никогда не слышали о восьмичасовом рабочем дне, и охотно соглашались, когда было нужно было шить по 10–12 часов в день и даже больше.

В эту зиму эскимоски работали гораздо больше, чем когда-либо, поскольку кроме шитья для нас им приходилось заниматься и собственным хозяйством. Нужно было ставить заплаты на одежду мужей и детей и готовить еду; впрочем, их рацион был весьма прост. Так или иначе, самой полезной и безотказной швеей была только одна Мегипсу, которая оставалась с нами почти все время; большая часть одежды была сделана именно ею.

Моя фоторабота во время полярной ночи ограничивалась предметами этнографического характера. Как только наши друзья эскимосы стали навещать нас, мы принялись изучать и фотографировать их.

Доктор Кук, целенаправленно занимавшийся этнографическими изысканиями, провел в течение зимы антропометрические измерения семидесяти пяти человек, а я подготовил целую серию фотографий тех же людей, снятых обнаженными спереди, сзади и сбоку.

Обычно я становился с камерой с одной стороны печки, отделявшей комнату миссис Пири от главного зала, с другой ее стороны находился Мэтт, заведующий вспышками, доктор Кук ставил туземцев на противоположном конце комнаты. Тут же стоял стол, на котором он записывал антропометрические данные.

Интересно было наблюдать за тем, как туземцы поначалу очень стеснялись, как мужчины, так и женщины. Они поначалу не понимали, почему я хотел сфотографировать их голыми, и думаю, что они в итоге так и не разобрались, зачем это нужно.

Я сказал им, что мы хотим сравнить строение их тела со строением тел других народов мира, и вскоре некоторые из них пришли к определенным выводам и решили, что наша работа проводится в интересах совершенно похвального и пристойного любопытства. Однако при этом они спрашивали доктора Кука, не использую ли я полученные сведения, чтобы при помощи колдовства делать других людей.

Вспышка всегда была предметом оживленного обсуждения. Всем вновь прибывшим, прежде чем они успевали распрячь собак, рассказывали буквально обо всем, что происходило до их прибытия, и как только туземец был сфотографирован, он неизменно начинал передавать восхищенной группе каждую мельчайшую подробность.

При ясном небе и луне полярная ночь была великолепна. В этой сухой атмосфере луна и звезды, казалось, светили гораздо сильнее и ярче, чем в умеренных широтах. Мы часто видели северное сияние, но его интенсивность и четкость были не столь выразительными, как в южной Гренландии.

14 ноября был прекрасный день, и после обеда и ночью очень ярко светила луна. Температура поднялась на несколько градусов выше нуля, и весь день в доме было очень жарко. 16-го числа полный месяц был окружен кольцом – увиденная нами картина очень впечатляла. Луна, висящая в безоблачном небе, Арктур, Альдебаран и Большая Медведица ярко, как-то даже по-особенному сверкали. Внутренний лед во время лунных ночей был хорошо виден у верхней части бухты, и свежий лед у края воды, промытого недавним приливом, опоясывал берега бухты серебряной лентой.

Многие из зимних дней были похожи на этот, когда мы с воодушевлением наслаждались пребыванием на свежем воздухе. Едва ли не все члены партии катались на лыжах или коньках, и фотографии этих моментов, например, во время спуска с холмов, получались особенно удачными. Временами кто-либо зарывался головой в снег, а его ноги с лыжами болтались в воздухе.

Аструп был настоящим докой в ходьбе на лыжах, ведь он научился этому в Норвегии, на родине всех настоящих лыжников. Члены партии многому научились под его руководством, хотя и не до конца освоили технику подъема. Намного проще были снегоступы и наши «лыжи-коньки», хотя на более-менее ровной местности мы все достаточно сносно освоили и передвижение на лыжах.

Погода радовала нас на протяжении примерно двух третей «большой ночи», и только треть полярной зимы сопровождалась бурями и низкой температурой.

Наши ресурсы не позволяли нам отметить Рождество соответствующим образом, но в доме Красной скалы так же, как и в других частях мира, царили приятная теплота, свет, сердечность и веселье. За день до Рождества Аструп и доктор Кук убрали большую комнату, прикрепили два национальных флага и один из тех, которые были установлены на санях, украсили потолок, сделали подсвечники из проволоки и установили свечи по всей комнате. В 9 часов вечера, накануне Рождества, я сварил молочный пунш, который вместе с пирожными, орехами, леденцами и изюмом составили очень приятную вечернюю трапезу. После пунша были принесены рождественские номера (предыдущего года) «Харперс», «Фрэнк Лесли», «Лайф», «Пак», «Лондон Ньюс» и «Лондон Грэфик», и мы весь вечер беседовали и слушали музыку. В полночь мы с миссис Пири открыли ящик, который подарил нам датский губернатор в Упернавике: в нем оказались конфеты и рождественские сюрпризы, приготовленные милой женой губернатора.

Мы распечатали другие ящики и письма и выпили сотерна за здоровье наших друзей в Годхавне и Упернавике. Затем я вышел на улицу и бросил камень-якорь моего «беспокойного детища», измерителя приливов, назад на его место, на дно бухты. За предыдущие три дня нам пришлось приложить немало усилий, чтобы этот аппарат нормально работал. В день Рождества все встали поздно, только к полудню в доме Красной скалы воцарилось привычное оживление. До половины десятого вечера мы готовили рождественский обед. Затем мы сели за наш праздничный стол, меню которого, с полярным зайцем и дичью в качестве главных блюд, ни в чем не уступало кулинарным произведениям поваров лучших ресторанов мира.