Китайские новеллы о чудесах - Пу Сунлин

должность пиньянского префекта, тут же был послан чиновник для допроса по этому делу.

Узнав об указе, Цзэн впал в ужас и уныние. Но вот является несколько десятков солдат с саблями и пиками, идут прямо к спальне, срывают с него платье и шапку министра, связывают его и с ним вместе жену. Тут же он видит, как несколько человек выносят на двор его богатство: целыми миллионами золото, серебро, деньги. Целыми сотнями ведер жемчуга, дорогие цветные камни, яшмы и агаты. И все, что было в альковах, за занавесями, на постелях – тысячи разных вещей, даже таких, как детские пеленки и женские башмаки, – все было выброшено на дворовые крыльца. Цзэн взглянет сюда, посмотрит туда – сердце щемит, колет глаза.

Еще минута – и вот солдат вытаскивает красивую наложницу, которая, вся растрепанная, тоненьким нежным голоском так и плачет, а яшмовое личико полно растерянности. Цзэн, весь пылая жалостью, сжигавшей душу, скрывает свой гнев и не смеет ничего сказать.

Закрыли и запечатали все строения, здания, кладовые и амбары, а затем крикнули Цзэну, чтоб убирался. Приставленный к ним надсмотрщик, связав мужа и жену, потащил их к выходу. И вот они оба двинулись в путь, глотая звуки. Стали было просить дать им какую-нибудь клячу и хоть скверную телегу, чтобы как-нибудь избежать пешего пути, но и это оказалось невозможным. Так прошли верст пять. У жены Цзэна ноги ослабели, и она уже готова была свалиться, но Цзэн от времени до времени давал ей руку и так ее поддерживал. Так прошли еще верст пять, а то и больше. Теперь Цзэн и сам чрезмерно устал.

Вдруг перед ними высокие горы, прямо воткнувшиеся в небо, в Млечный Путь. Цзэн, с грустью сознавая, что у него не хватит сил подниматься на горы и переваливать через них, по временам, таща за собой жену, оборачивался и плакал. Но являлся надсмотрщик, свирепо смотрел на них и не позволял остановиться ни на минуту. К тому же Цзэн заметил, что косое солнце уже упало, а им негде искать пристанища. Но делать нечего, кое-как, шатаясь и ковыляя, шел да шел. Дошли до середины горы. Тут силы у жены Цзэна истощились, она села у дороги и стала плакать. Цзэн тоже сел отдохнуть, предоставив надсмотрщику кричать и браниться, сколько ему угодно.

Вдруг раздаются сотни голосов, кричащих все разом; появляется толпа разбойников, каждый с острым ножом в руке, и нападает на них. Надсмотрщик в ужасе бросается бежать, а Цзэн, стоя на коленях, говорит, что он осиротевший человек, сосланный в далекие места, и что в мошне у него ничего порядочного нет.

Говорил и слезно просил сжалиться и не убивать его. Разбойники же, вытаращив от гнева глаза, кричали ему со всех сторон:

– Мы все беженцы, которых ты погубил. Нам ничего от тебя другого не нужно: мы желаем получить голову льстивого вора – и больше ничего!

Цзэн тут вскипел гневом.

– Эй, вы, – закричал он, – правда, что я отбываю наказание, но все-таки я царский министр. Как вы смеете, негодяи?

Разбойники тоже осерчали и огромным топором ударили Цзэна по шее. И вот он чувствует, как голова падает со стуком на землю. В ужасе, ничего не понимая, вдруг он видит перед собой двух чертей. Они связали ему руки, заложив их за спину, и погнали его.

Пройдя так некоторое время, он вошел в какой-то большой город. Еще миг – и он видит перед собой дворцы и залы. В одной из зал сидит какой-то безобразный с виду царь, который, склонясь над столом, распределяет кары и блаженства. Цзэн пополз перед ним на коленях и просил дать ему приговор, сохраняющий жизнь. Царь стал проглядывать его книгу. С первых же строк он разразился громовым гневом:

– Здесь преступник, обманувший государя и морочивший всю страну! Положить его за это в котел с маслом!

Тысячи чертей разом отозвались, и голоса их напоминали раскаты грома. Сейчас же появился огромный черт, который схватил Цзэна и стащил вниз, под крыльцо. Цзэн увидел треножник-котел, высотой футов в семь, а то и больше. Со всех сторон пылали угли, так что ноги котла были сплошь красны. Цзэн, бодаясь от страха из стороны в сторону, жалобно стонал и плакал, но скрыться было решительно невозможно. Черт ухватил его левой рукой за волосы, а правой – за щиколотку ноги и бросил в котел. Цзэн почувствовал, как все его тело сжалось в комок и стало всплывать и тонуть вслед за движениями волн масла. Кожа и мясо горели и жарились с такой силой, что боль шла ему прямо в сердце. Вот кипящее масло попало в рот, и стали вариться легкие и все внутренности. Всем его помыслам овладело теперь желание поскорее умереть, но как он ни придумывал, не мог добиться смерти.

Так приблизительно через полчаса или час – время, нужное, чтоб поесть, – появился черт и огромной вилкой вытащил Цзэна и опять поставил его перед столом царя. Царь стал опять разбирать Цзэновы списки.

– Как? – вскричал он в гневе. – Пользоваться своей властью, чтобы угнетать народ? За это следует получить муки Ножовой горы!

Черт опять схватил его и унес. Цзэн видит теперь перед собой гору, не очень большую и широкую, но откосы ее и зубцы стоят стеной, а на них во все стороны торчат острые лезвия – целыми пачками здесь и там, словно густые ростки бамбуков. Цзэн видит также, как несколько человек перед ним уже повисли на горе своими намотавшимися кишками и пропоротыми животами. Их стоны и крики разрывали скорбью всю душу и сокрушали глаза. Черт стал погонять Цзэна в гору, но тот зарыдал, попятился и весь съежился. Тогда черт взял шило, намазанное ядом, и вонзил ему в мозг. Цзэн, весь подавленный страданием, умолял сжалиться, но черт рассвирепел, поднял Цзэна и бросил его в пространство. И вот Цзэн чувствует, как он летит куда-то за тучи, в небеса, и вдруг с головокружительной быстротой разом падает. Острия ножей одно за другим вонзаются ему в грудь, и муки боли так сильны, что их не выразить, не описать. Прошло опять некоторое время. Тело стало свешиваться вниз своею тяжестью, раны от ножей стали понемногу все шире и шире – и вдруг он сорвался и упал. Все члены тела у него скрючились, словно извивы червяка. Черт опять погнал его к царю. Царь велел сосчитать, сколько он за свою жизнь получил золота и денег от продажи чинов и своего имени,